Отец много времени проводил с Джолли – у нас на кухне; на столе между ними стояла бутылка ликера, на тарелках дымилось мясо. Он ездил в Блэкпул на воскресные службы Джолли, а по вечерам заставлял нас сидеть в гостиной и внимательно слушать, как он учит отрывки из Священного Писания. Мать кивала в такт его интонациям и складывала потрескавшиеся ладони в молитвенном жесте. Далила рядом с ней улыбалась. Во время этих бесконечных вечеров я все пыталась поймать взгляд Итана, но тот смотрел только на Отца, с каждым годом все сильнее сжимая челюсти, и не замечал меня. Начальную школу он окончил. Не было больше никаких диковинок, привезенных из разных стран, или фактов дня. Он ходил в среднюю школу, находившуюся между нашим городом и соседним, где в каждой параллели училось по восемь классов и ученики бегали, хрустя гравием, между пятью бетонным корпусами. С покупкой его школьной формы вышла какая-то загвоздка – из магазина они с Матерью вернулись порознь, не разговаривая друг с другом.
Я наблюдала, как он уходил в школу в первый учебный день; я, Эви и Далила еще сидели за столом и жевали завтрак.
– А почему у Итана на пиджаке нет эмблемы? – спросила Далила, когда он выходил из кухни.
Парадная дверь закрылась за Итаном с оглушительным грохотом.
Он стал терять вещи: учебник по литературе, физкультурные шорты и в конце ноября – пиджак.
– Значит, будешь без пиджака, – отрезал Отец.
Он сидел на диване с клубком проводов и канифолью.
– Ну, выбора как бы нет, – сказал Итан. – Он просто должен быть. Должен быть, чтобы находиться в школе.
– Он потерян. Ты его потерял, и нечего нам тут плакать.
– Может, в секонд-хенде поискать похожий? – предложила Мать.
Тем вечером, перед сном, мне вспомнились подростки из «Дастинс» – как они оба смотрели на нас. Эта картинка потом часто стояла у меня перед глазами, и каждый раз от воспоминаний о ней у меня болел живот. Интересно, а сколько таких взглядов я просто не заметила?
– Ну как в школе? Все нормально? – спросила я Эви, чтобы переключиться.
– Да, – ответила она.
Ее старую кроватку теперь занимал Гэбриел, и его руки и ноги свисали через решетку, а Эви спала со мной. Для зимы, когда в постели я иногда не чувствовала ног от холода, это было просто прекрасное решение.
– Мы проходили животных разных стран.
– Какие животные тебе больше всех нравятся? – спросила я.
Эви уже засыпала, но мне не хотелось возвращаться мыслями в «Дастинс». А хотелось остаться здесь, с ней.
– Моржи. С Северного полюса.
– Почему моржи?
Эви не отвечала. Я пихнула ее локтем под ребра, и она пропыхтела:
– Ну Лекс…
Эви первой назвала меня так. Ей нужно было как-то обращаться ко мне, прежде чем она научилась бы выговаривать мое длинное полное имя.
С тех пор имя Лекс приклеилось ко мне. Учителям было проще писать его в школьном журнале, родителям – легче «зашвыривать» вверх по лестнице. Да и некоторая сентиментальность была не чужда даже нашей семье.
– Давай завтра поговорим про моржей, ладно?
– Завтра? Ну ладно.
У меня снова заболел живот. Я откатилась от Эви, встала и на цыпочках вышла в коридор. Ванная была закрыта, и я слышала прерывистые вздохи, как будто кто-то сдерживал рыдания.
– Итан? – прошептала я и постучала, баюкая свой живот другой рукой. – Итан? Итан, мне нужно в туалет.
Он открыл дверь и вышел, оттолкнув меня и закрыв лицо рукой.
– Отвали, Лекс.
В маленькой холодной ванной я села на унитаз и стала разглядывать полоски плесени вдоль бортиков ванны, куски мыла, криво лежащий коврик, на котором еще с лета остались следы от грязных босых ног. Эти подростки из «Дастинса» были правы – мы грязные и странные. Даже просто смотреть на нас неловко.
Я пыталась хоть немного отмыться. Выходила из дома чуть раньше, чем Далила и Эви. В школе я шла прямиком в туалет для инвалидов, который располагался отдельно от других уборных, сразу за учительской. Я запирала дверь, стаскивала с себя школьный джемпер и рубашку поло. Склонившись над раковиной, плескала водой в подмышки и умывала шею водой, а затем натирала сияющим розовым жидким мылом. Отмотав большой кусок туалетной бумаги, я тщательно вытиралась, следя за тем, чтобы бумажные катышки не остались у меня на коже. Я старалась не смотреть на себя в рябоватое зеркало, висевшее над раковиной. Учительница пятого класса мисс Глэйд видела несколько раз, как я открываю дверь этого туалета. Она всегда выходила из учительской самой последней, в руках у нее были учебники, стаканчик с кофе и сумочка с леопардовым принтом.
– Вы сегодня инвалид, мисс Грейси? – спрашивала она.
Или еще:
– Инвалидное удостоверение с собой?
Я оправдывалась, говоря, что все другие уборные заняты или что я плохо себя почувствовала, и она никому ничего не рассказывала, только улыбалась и махала на меня рукой.