Когда мы приехали, внутри еще стояла ее мебель. Под чехлами стулья, столы и кровати приобрели странные очертания и стали похожи на каких-то чудищ. Мы ходили за Отцом по пятам, из комнаты в комнату, пытаясь угадать предмет, прежде чем он его обнажит. Лодка, тело, кит. Перед нашим самым первым в доме на Мур Вудс-роуд ужином Отец нацепил один из чехлов себе на голову и так вошел в кухню, шатаясь и завывая. Он читал молитву, широко улыбаясь и держа руку на бедре Матери, чехол так и висел у него на плечах.
После ужина мы с Эви распаковывали вещи. В коробках все перепуталось. Несколько комплектов унылой одежды, которая ужасно не нравилась нам обеим, и мы по очереди примеряли их, менялись футболками с Гэбриелом и Далилой, швыряя их через коридор. «Мифы Древней Греции» я завернула в джемпер, чтобы уберечь их частично от Отца – ведь это были истории о языческих богах – и частично от Далилы, которая непременно нашла бы способ или присвоить книгу, или уничтожить ее. Когда все стихло, я потихоньку пронесла сверток в комнату Итана.
В этом доме ему выделили отдельную комнату, но вещей, чтобы ее заполнить, ему не хватало. Он зачем-то выставил напоказ некоторые старые предметы. На подоконнике разместилась кучка пластмассовых апостолов. На стене очутился плакат со скелетом, который брат изучал еще в шестом классе. Угол комнаты Отец забил своими проповедями.
– Он, наверное, думает, что я буду все это читать, – сказал Итан и ногой отшвырнул их прочь.
– Хочешь, я покажу тебе кое-что и вправду крутое? – спросила я и развернула джемпер. – Мисс Глэйд подарила мне, но мы можем читать ее вместе.
Итан коснулся обложки, но не открыл книги.
– Детская, – бросил он. – Зачем мне ее читать?
Я глядела на него во все глаза и ждала, что на его лице вот-вот появится улыбка. Но он посмотрел на меня без всякого выражения.
– Но они же тебе нравились, – проговорила я. – Я узнала о них только благодаря тебе.
– И что хорошего они мне дали? На твоем месте, Лекс, я бы их выбросил.
На Эви «Мифы» произвели куда большее впечатление. Вторую кровать надо было ждать еще месяц, поэтому в ту ночь, первую в нашей общей комнате, мы легли вместе, положив книгу между собой. Звуки нового дома тревожили меня: вода, шумевшая в трубах; деревья, скрипевшие в саду позади дома; половицы, стонавшие под чьим-то весом.
– В начале, – прочла я, – не было ничего.
Я ждала, что в Холлоуфилде все пойдет по-другому. Я думала, мы сможем стать теми, кем захотим, ведь здесь нас никто не знал. Джолли часто бывал у нас, приходил без предупреждения, что-нибудь мастерил или ел вместе с Отцом за кухонным столом. Их разговоры были секретными; когда мы входили к ним, они обменивались особенными взглядами. Но по вечерам их голоса долетали до наших спален. Довольно часто звучали слова «возможность» и «начало». Мать разыгрывала из себя хозяйку – подносила им деликатесы, наполняла бокалы, выковыривая тесто из-под ногтей. Иногда по ночам я слышала третий голос, присоединявшийся к ним, – более мягкий и менее решительный. Итан теперь приветствовал Джолли крепким рукопожатием и называл его «сэр». Кроме того, он взял моду шутить над Гэбриелом, как это постоянно делали Отец и Джолли: они подбивали его выполнять разные задания, которые сами же и выдумывали, или помогать им в разных секретных миссиях – и то и другое неизменно оканчивалось для брата позорно.
– Стой здесь и держи этот гвоздь, – велел Гэбриелу однажды Джолли, поднявшись по лестнице до ее середины. – Смотри только, не урони – на нем весь дом держится.
Спустя час Гэбриел все так же стоял, зажав в кулачке гвоздь, решительно и упрямо.
Зимой Итан послал его в сад искать сокровище, которое якобы закопал там прежний хозяин. Они с Джолли и Отцом слетелись в кухню, как на шабаш, и наблюдали за ним из окна.
– Смотри, Лекс, – поманил меня Итан, но я проигнорировала его.
Гэбриел вернулся в сумерках, весь бледный и удрученный, линии на ладошках все забиты грязью. Все загоготали – он тоже засмеялся. Он всегда смеялся, как будто был с ними заодно.
Я старалась избегать Отца и Джолли. В школу уходила, как и прежде, очень рано, чтобы успеть там помыться. После уроков собиралась не спеша. Я забирала Далилу, Эви и Гэбриела, и мы шли домой неторопливым шагом – мимо букинистического магазина, мимо мельницы, мимо двух шелудивых лошаденок, которые паслись в начале Мур Вудс-роуд – они глядели на нас с подозрением. Мать в эту школу не приходила. Они с Отцом поговаривали о новом ребенке, и Мать копила силы.
Школьные будни здесь были не так уж плохи. У меня появилась подруга – самая настоящая, – и это оказалось самым удивительным последствием нашего переезда. Кара с семьей перебралась в Холлоуфилд несколькими месяцами раньше; она носила брекеты, у нее был южный выговор, и она оказалась еще более неуклюжей, чем я.