Мы молча проследовали к фургончику и расселись в нем по местам. Через несколько минут двери школы распахнулись. Отец шел к нам через детскую площадку, мимо детского городка и скамеек. Он захлопнул за собой дверь фургончика, взялся за руль, но мотор не завел.
– В следующий раз оставь месть Господу Богу! – сказал он и взорвался хохотом.
Отец стучал по рулю так, что сотрясался весь фургончик. Далила заулыбалась, сначала напряженно, потом во весь рот. Ее отстранили от занятий на неделю и заставили писать официальное письмо с извинениями, но дома она шествовала всюду, как торжествующий ангел правосудия. Архангел Рагуил[33]
в миниатюре. Поскольку в школу она не ходила, Отец позволил ей покрывать лаком крест для «Лайфхауса», а сам в это время стоял над ней и пересказывал Джолли всю историю.* * *
Дети, ворвавшиеся в сад, разбудили меня, поэтому в клинику я приехала рано. Гэбриел завтракал, посетителей в столовую не пускали, поэтому я села на стул возле окна и стала ждать. Окно его палаты выходило на парковку, интерьер был предельно прост – ничего лишнего. Еще более унылым его делали закругленные углы и привинченная к полу мебель – для безопасности. Коротенькая вереница детей прошла под окошком в сопровождении медсестер. Одна из девчушек держала в руке плюшевого мишку, свободной же толкала игрушечную тележку.
– Здесь есть и детское отделение, – сказал Гэбриел.
Он оставил дверь открытой и сейчас устраивался на кровати.
– Нас всех следовало отправить в подобное место. С самого начала. Тогда, может, у нас и появился бы шанс.
– Но мы же не были сумасшедшими, – возразила я.
– Да брось, Лекс, неужели?
– Оливер придет сегодня?
– Не знаю, а что?
– Он бывает у тебя каждый день?
– Я ему очень нужен. Ты просто не понимаешь, Лекс.
– Ну, допустим, не понимаю. Объяснишь?
* * *
Так начались самые счастливые годы в жизни Гэбриела. Даже сейчас – даже зная, чем все это закончилось, – он благодарил судьбу за них. Оливер представил его своим друзьям – разношерстной компании изгоев, живущих в подозрительных квартирах и рабочих общежитиях. У Блэйка была фотостудия в Сохо. Крис оказалась той самой девушкой, которая плакала в приемной Оливера, когда Гэбриел впервые приехал в Лондон.
– О господи, это был просто кошмарный день, – поделилась она, когда их повторно представили друг другу.
Пиппа участвовала в «Большом брате».
– В шестом сезоне, – уточнила она, что, впрочем, ни о чем не говорило Гэбриелу.
Многие, как он отметил, работали с Оливером в прошлом, но никто из них не работал с ним сейчас.
Они собирались по вечерам, каждый из которых, как правило, заканчивался какой-то историей.
Как-то раз, под утро, они забрели в студию Блэйка и выпендривались перед камерой в кожаных вещах, приготовленных для съемки каталога – она должна была состояться позже, этим же днем.
Временами, когда их вышвыривали из клубов, их прибивало к Далиле – трезвая как стеклышко, она раздавала им бутылки с водой, – подумать только! Он смутно помнил – все воспоминания тех дней казались смутными, – как пытался объяснить ей, что же с ними приключилось, но она каждый раз прикладывала палец к губам и говорила:
– Ш-ш-ш, не будем об этом сейчас. – И снова оставляла в его мобильнике свой номер.
Как-то раз, в воскресенье – время было около полудня, а они не спали со вчерашнего дня, – они сели в «Ауди» Оливера и, добравшись по М40 до места, где проживал Итан, совершили налет на его дом. Сосед, увидевший Гэбриела с белыми, как у всех Грейси, волосами и телевизором в руках, махнул ему, и Гэбриел ответил кивком. По дороге домой они пересказывали друг другу этот эпизод, как видел его каждый со своей колокольни, и громко хохотали.
(– А если ты обокрал психопата, это все равно считается кражей? – спросил меня Гэбриел.
– Да, – ответила я.)
Смену деятельности Гэбриел представлял совсем по-другому. Оливер объяснил, что и как, когда в первый раз пришел к нему в квартиру. В то время там не было ничего, кроме матраса, кресла и телевизора, и они занимались любовью в прихожей, прямо на полу – так ему не терпелось.
– Я уже все подготовил. Это будет не очень-то легко, – сказал Оливер.
Одной рукой он перебирал волосы Гэбриела, другая путешествовала по изгибам его тела – от бедер к паху и обратно.
– И кое-что может показаться аморальным.
– Ценность морали сильно преувеличена, – улыбнулся желавший ему угодить Гэбриел.
– Все это ненадолго, – обещал Оливер. – Потом твоя карьера снова взлетит.
Нет. Работа определенно оказалась совсем не такой. По большей части она заключалась в том, чтобы ждать.
Гэбриел подвозил девушек, миниатюрных и молчаливых, к отелю и ждал, когда они выйдут оттуда. Сидел в пустых, без мебели, домах и ждал курьера с какой-то посылкой. Однажды он притащил рюкзак в жуткую квартиру в Кройдоне; человек, которому этот рюкзак предназначался, был похож на бритого кота; он пригласил его войти, затем запер дверь на замок и сказал:
– А ну-ка станцуй для меня!
– Извините? – не понял Гэбриел.
– Один танец, и ты свободен.