Девушка А

Через несколько месяцев я поняла – мое предположение оказалось ошибочным, хотя Джей Пи оценил его высоко. Это было то, к чему он стремился в жизни. На самом же деле его мать жила в Лидсе, он навещал ее три раза в год и каждый раз возвращался замкнутым и помрачневшим. В доме матери было полно безвкусных безделушек и кухонных причиндалов – ему становилось там невыносимо. Приходилось смотреть все, что шло по телевизору. Просто вынос мозга.

Правда, успокоить его оказывалось легко. Я ждала его на диване или у стола в той позе, о которой мы договаривались, или в другой, если хотела сделать ему сюрприз; войдя в квартиру, он решительно бросал сумку на пол и, расстегивая ремень, говорил:

– Лучше дома места нет!

Когда я замечала, как Джей Пи смотрит на меня, возвращаясь к нашему столику от барной стойки, или, оборачиваясь, ухмыляется, сидя за письменным столом, – я каждый раз гадала, насколько не соответствуют действительности его представления обо мне. О Папе и Маме я рассказала ему все. Он знал расположение комнат в их доме, лучшие папины истории, мои подростковые претензии. Кому-нибудь другому могло бы показаться странным, что мои воспоминания начинаются с пятнадцати лет, но, поскольку Джей Пи и сам не горел желанием рассказывать о своем детстве, все мои проколы легко сходили мне с рук. Для обсуждения у нас оставались его дела; отношения Оливии с одним из его старших коллег, которые то прекращались, то возобновлялись; моя грядущая работа; книги, которые стоит взять с собой в Хорватию, чтоб можно было почитать и мне, и ему; новый бойфренд Кристофера, оказавшийся очень серьезным, а хуже этого качества – в этом мы соглашались друг с другом – ничего и представить нельзя. Прошлое для нас обоих стало вроде другой страны, которую никто не желал посещать. У нас оказалось так много других тем для разговоров.

Я осознала, что моя ложь неизбежно вскроется, когда поняла: мне придется знакомить его с родителями. Прошло уже больше года, и мы собирались переехать из наших отдельных квартир в какую-нибудь новую, общую. Если я попрошу, Мама и Папа не откажутся солгать ради меня – я об этом прекрасно знала. Но, представив себе, как они будут сидеть у себя в саду в Сассексе и, подталкивая друг друга локтями, напоминать, что нужно держать лицо, я решила их к этому не принуждать.

– Если ты решилась, – сказала Оливия, – то просто возьми и признайся, пока не довела себя до ручки.

– Но нужно ведь выбрать правильное время, разве нет?

– Брось, Лекс, для такого дела правильного времени не существует.

И так я решилась, и с той поры эта идея висела над моим рабочим столом, сидела рядом со мной в такси, когда я возвращалась домой. Стояла рядом с нашей кроватью по ночам, поглядывая на свои часики.

Я дождалась начала летних банковских каникул. Пятничный вечерний поезд до Лейк-Дистрикт, баночки джин-тоника. До мини-гостиницы, в которой мы забронировали номер и завтрак, мы добрались после полуночи, а к утру из темных очертаний проступили местные пейзажи, такие яркие и текстурные, как будто их только накануне закончили писать.

Я выждала километра полтора от начала нашей прогулки – мы ушли от дороги и начали восхождение. Вспомнила, как доктор Кэй все время твердила, что говорить правду легче, когда не смотришь человеку в глаза, и выбрала место, где тропинка сужалась – идти там можно было исключительно друг за другом.

– Есть одна вещь, которую я должна тебе рассказать, – начала я.

– Звучит как отличное начало выходных.

– Меня удочерили.

– Ясно. Эти твои родители, которые из Сассекса?

– Да.

– И сколько тебе тогда было?

– Больше, чем можно подумать, – пятнадцать.

– Господи, Лекс. Значит, ты знаешь, кто были твои настоящие родители?

– Знаю, – ответила я и почувствовала, как между нами что-то сдвинулось. Вот он край, и мы – совсем рядом, вместе.

Я дала ему только ту информацию, которую он мог найти в открытых источниках. Когда я закончила, он какое-то время молчал, и я мысленно умоляла его обернуться – чтобы увидеть его лицо.

– Господи, Лекс, – сказал он. – Я тебе сочувствую.

И поскольку времени было всего десять утра, а он не умел долго оставаться серьезным, то добавил:

– А попозже ты не могла рассказать? Ну чтоб сразу залить это дело?

Джей Пи повернулся и притянул меня к себе.

– Мы можем поговорить об этом в любое время, – произнес он. – Но я не обижусь, если ты вообще не захочешь об этом говорить.

Мы брели, обнявшись, пока тропинка не стала слишком узкой для двоих, и он снова зашагал впереди меня. Эта картина осталась у меня в памяти – Джей Пи с легким рюкзачком на спине, чуть склонившись, удаляется от меня к горизонту. После того как я столько времени не могла решиться, он бросил мои откровения на эту тропу, как кожуру от фрукта или даже огрызок. И в довершение заговорил об обеде.