Той ночью, после секса, мы лежали с ним в постели, отодвинувшись друг от друга как можно дальше, соприкасаясь лишь руками. Молчание настолько заполнило комнату, что всякий нарушавший его бытовой шум – журчание воды в туалете, звук мелодии из его телефона – казался оглушительным и приводил в замешательство. Я закрыла было глаза, но тут же встрепенулась – чего-то не хватало.
– Вот оно где, – сказала я и подобрала с пола одеяло.
Оказавшись под ним, Джей Пи повернулся ко мне и сказал:
– Мне теперь неловко из-за вещей, которые я с тобой вытворял. Которые мы оба вытворяли. После того, как ты рассказала.
– Почему? Если я сама этого хотела?
– Да. Но все же…
– Знаешь, что бы там ни было, это ни при чем. И даже если бы было при чем…
– Да?
– …какая разница?
– Ну, не знаю.
Я не могла прочитать выражение его лица – было слишком темно. Нашла его на ощупь, коснулась волос, уха. Он придвинулся ближе.
– Когда я где-то далеко и мне хочется о чем-нибудь вспомнить… понимаешь, о чем я?.. Я вспоминаю прежде всего о тебе. Когда мы были в моей квартире и ты сказала, чего тебе хочется. То, как ты это сказала, – я на такое и надеяться-то не смел. Ну и ужаснулся, само собой.
– Это хорошо, – сказала я и за несколько мгновений до того, как мы провалились в сон, добавила: – Мне за многое в жизни было стыдно, но за это – никогда.
Я думала, Джей Пи лукавит: придет время, и он все равно задаст мне все свои вопросы. Я ошибалась. Джей Пи – бесконечно щепетильный во всем, касающемся морали и законов, совсем не выказывал интереса к моим давно прошедшим страданиям. То, как он принял мои признания – спокойно, без всяких осуждений, – убаюкало меня, погрузило в ощущение абсолютной безопасности. Я убедилась – не в том, что он меня любит, об этом он сказал еще раньше, а в том, что я действительно могу перешагнуть через свое прошлое, как и обещала доктор Кэй. Могу жить счастливо. Наша жизнь была такой, о какой я раньше лишь втайне мечтала. Всю неделю мы работали, возвращались домой в десять, одиннадцать, двенадцать, тратили на болтовню в постели последние драгоценные минутки уходящего дня, захватывая иногда начало следующего. Потерянный час сна и небольшая затуманенность по утрам казались совсем небольшой платой за это. По выходным мы встречались с друзьями или садились на самолет в пятницу вечером и улетали в Европу, приземлялись в Порто, Гранаде или Осло уставшие, но в радостном нетерпении. Я покупала открытки для Эви и подписывала их за своим рабочим столом, когда мы возвращалась обратно, – чаще всего какие-нибудь тупые или уродские, чтобы ее рассмешить. Норвежские шоссе или лама, пьющая портвейн. Но иногда верх брала сентиментальность. Например, как-то раз я купила ей снимок Альгамбры в сумерках, чтобы показать, как красиво подсвечены стены. «Помнишь, – написала я, – как мы рассматривали ее в атласе?»
Как же это оказалось глупо – рассчитывать, что он захочет прожить вот так всю жизнь. Через два года к нам в Лондон приехала погостить его мать. Живая история жизни Джей Пи стояла у нас на пороге: на губах – коралловая помада, на ногах – туфли на среднем каблуке. Он заказал ужин на троих в одном гламурном полуподвальном баре в Мэйфере. Там были саке-карта и маленькие тарелочки. Когда я увидела мать Джей Пи, то сразу поняла, что место выбрано крайне неудачно. Стул в ресторане оказался неудобным, меню – запутанным, освещение – тускловатым.
– Что-то не могу разглядеть, чего бы мне хотелось заказать, – сказала она официанту.
Тот ушел и вернулся с маленькой лампочкой на клипсе, которую можно было прикрепить к меню, – Джей Пи поморщился. Когда принесли наш заказ, она жеманно взяла по ложечке от каждого блюда и принялась гонять еду по тарелке. Джей Пи ел молча, не получая никакого удовольствия от пищи.
– Как вкусно! – сказала я и попросила добавки.
– А аппетит у тебя изрядный, – прокомментировала его мама, и я пожала плечами.
Она остановилась в мини-гостинице недалеко от станции Юстон, мы поймали такси и отвезли ее туда. Мы с Джей Пи вышли из машины, чтобы попрощаться. Пока мы ужинали, прошел дождь. Под уличными фонарями блестели лужи света. Здание гостиницы оказалось грязно-кремового цвета, по обеим сторонам от входа – вазоны с цветами.
– Хорошее место, – сказала мама Пи. – Только вот в номере холодновато.
– С днем рождения, – произнесла я.
Мы стояли и смотрели, как она семенит через улицу. У дверей гостиницы ей под ноги попался расшатавшийся камень, она оступилась, и вода из лужи плеснула ей на туфли.
Мы нырнули обратно, в салон такси, и Джей Пи улегся на заднем сиденье, положив голову мне на колени.
– Вот же черт! – сказал он.
– Да брось, – ответила я. – Она вполне нормальная.
– Она ужасна, – не согласился он. – И ты не станешь первой, кто это скажет.
– Она хорошая. Знаешь, одно время необходимость сделать заказ из меню вгоняла меня в жуткий стресс.
– Но сейчас уже нет?
– Нет. Сейчас уже нет.
Джей Пи сел.
– И за это я еще сильнее тебя люблю. – Он вытянул руку, привлек меня к себе и сказал: – Знаешь, однажды у нас с тобой обязательно будет такая семья, какой мы оба заслуживаем.