Девушка А

Первые две недели жизни младенец оставался без имени. «Грейси», – было написано на бирке, прикрепленной к его запястью, по которой медсестры и отыскивали его. Когда ребенка принесли наконец домой, Отец объявил, что малыш провел две недели в логове льва и выжил. Он хотел дать ему такое имя, которое контрастировало бы с его не полностью сформировавшимся тельцем, его салфеточной кожицей. Как будто имя могло преобразить его или вернуть жизнь к самому началу. Родители ушли в кухню и долго совещались. Выйдя наконец оттуда, они объявили, что ребенка будут звать Дэниел^[42].

6. Эви (Девочка В)

В аэропорту я пристроилась в очередь из множества машин и стала высматривать Эви. На пассажирском сиденье завибрировал телефон – это наверняка звонила она.

Конец лета, все возвращались домой – пассажиры волнами выплескивались через раздвигающиеся двери, катя тележки и чемоданчики. Эви сидела в стороне от всех, привалившись к стене и скрестив ноги. Она зажала верх рюкзака одной рукой и держала так, не давая ему раскрыться. На ней были темные очки и свободное белое платье на бретелях, которые пристегивались к лифу большими красными пуговицами. Белокурые волосы закручены на макушке в подвижный разъезжающийся тюрбан. Я замахала ей, как сумасшедшая; как машут самым дорогим на свете людям. Она заметила и сдвинула очки вниз, желая убедиться, что это именно я. Я ждала момента, когда она узнает меня. Она узнала и бросилась ко мне через две полосы проезжей части.

– Могла бы приехать и на кабриолете, – сказала она и поцеловала меня через открытое окно.

– Выбор был невелик, – ответила я. – И потом, завтра не обещают солнце.

– Вот облом.

Водитель машины, стоявшей позади нас, посигналил.

– Он разве не видит, что мы разговариваем о погоде?

Она примирительно махнула рукой и спустила свой рюкзак в ноги. Машина сзади снова просигналила.

– О господи! – воскликнула я.

Эви села на пассажирское сиденье за секунду до того, как водитель начал что-то выкрикивать нам из окна.

– Козел, – проговорила она, и мы тронулись с места.

– Ну что? – спросила я. – Следующая остановка – Холлоуфилд?

Эви застонала.

– Знаешь, отсюда мы с тобой куда угодно можем рвануть. Гонконг, Париж, Калифорния…

– Все пункты, которые мы намечали в атласе.

– Не знаю, стоит ли верить атласу – он же был очень старый, – заметила она.

Эви говорила об атласе как о безмолвном старом друге, по которому мы соскучились.

– Я точно помню, что мы собирались съездить в обе Германии.

– А ты там не бывала? – спросила я.

– В Восточной или в Западной?

Излюбленная манера Эви обходить вопросы. Так же она танцевала между машинами, попадая в пробку. Ее жизнь в Европе, как она говорила, шла довольно гладко, но как именно она проводила дни, оставалось для меня тайной. Ее друзей я знала лишь по именам, а о том, кто они и откуда, Эви не рассказывала. Она звонила мне с городских улиц, из квартиры, с пляжа. Ее отношения никогда не становились серьезными. Всякий раз, когда я спрашивала, не собирается ли она вернуться в Англию, Эви умолкала.

– Всю жизнь я только и делаю, что уезжаю подальше от нашей комнаты, – говорила она. – Я не могу просто взять и остановиться.

Вспомнив о доме, она вздрогнула. Как раз поэтому я и не хотела, чтобы она приезжала. Холлоуфилд все еще держал ее своей костлявой рукой – крепче, чем любого из нас. Она звонила мне иногда посреди ночи – в Нью-Йорке в это время был поздний вечер, – чтобы рассказать, какой ей приснился кошмар. Все всегда начиналось у парадной двери дома номер одиннадцать по Мур Вудс-роуд, но вид изнутри какой-то странный – явно дело рук Отца: семья на распятии или библейская равнина и казни египетские на горизонте.

Но сейчас, днем, она – быстрая, легкая и вся в веснушках – светилась улыбкой, обнимала меня за шею одной рукой, сидя на пассажирском сиденье; и я подумала, что эта поездка в Холлоуфилд будет, пожалуй, как минимум сносной. Мы встретимся с Биллом, с членами местного комитета и представим им наше предложение насчет финансирования Общественного центра.

– А они выдадут нам чек? Ну, такой большой и красивый? – спросила Эви.

– Если бы мне требовался повод пофотографироваться, я бы взяла с собой Итана.

– Да при чем тут фотографии? Я просто хочу понять, как это будет. Они отнесут его в банк?

– Может, тебе поменьше говорить и побольше следить за указателями?

Эви рассмеялась и включила радио.

– В холмах сигнал пропадет, – сказала она. – Так что мы можем насладиться им сейчас.

– Тогда сделай погромче.