Мод смотрела на дюну в недоумении. Теперь все ехали молча – даже пение прекратилось, когда они приблизились к этой вселяющей ужас преграде. Внезапно Мод поняла: дюны, которые они видели до сих пор, например те, что тянулись по обе стороны от солончаков, были дюны-младенцы, сущие бугорки по сравнению с этой дюной-монстром и, вероятно, остальными такими же, лежащими позади нее. Она молилась о том, чтобы Бог вразумил ее, как можно взобраться наверх, но этого не произошло, даже когда они подъехали совсем близко. Остановившись в тени бархана, они смотрели на его гребень, запрокинув голову. Тот возвышался над ними сотни на две футов, а может, и на все три, сказать было трудно. Сердце Мод сжималось все сильней с каждым ударом. Бедуины притихли, и даже старый Саид нахмурился, глядя на дюну, как будто никогда не видел раньше ничего подобного.
– Но это невозможно! – сказала Мод всем, кто мог ее слышать. – Никто не в силах заставить верблюда подняться на такой склон!
– Саиду это удавалось. Он покажет нам, как это делается, – проговорил Фатих, но в голосе его не прозвучало уверенности.
– Мы теперь в руках Божьих, – сказал Халид обеспокоенно. – Да будет Всевышний милостив.
Маджид ответил ему тревожным взглядом.
– Это невозможно! – повторила Мод, а потом замолчала, устыдившись панических нот в своем голосе. Единственной альтернативой был путь назад, да и он был рискован: у них оставалось недостаточно воды, чтобы вернуться к последнему колодцу. А если бы они его вообще не нашли, чего нельзя исключить, то все погибли бы. Но даже если бы им все-таки удалось вернуться в Салалу, ее надежды совершить переход через Руб-эль-Хали пошли бы прахом. Все их страдания – и в том числе смерть Гаруна – оказались бы напрасными.
Пытаясь успокоиться, Мод вспомнила о письме к Натаниэлю, но в голове не было ни единой мысли – она так и не придумала ничего, что могла бы к нему добавить. Никто не придет к ней на помощь. Никто, кроме горстки ее людей, даже не знал, где она находится. Ей хотелось бросить вызов этой дюне, но от одной мысли, что им придется пробиваться через весь этот песок, охватывало желание лечь и уснуть, а возможно, как Гарун, упокоиться здесь навсегда. Они спешились, дали верблюдам команду лечь и сварили кофе, в то время как Саид прошел сначала в одну, а потом в другую сторону вдоль дюны, хмурясь и бормоча молитвы себе под нос. Он явно не имел понятия, что делать дальше.
Джебель-Ахдар, 1958 год, декабрь
В течение нескольких часов они шли в темноте в сторону Джебель-Ахдара, все более удаляясь от Маската и побережья. Усталость сделала Джоан неуклюжей, она то и дело натыкалась на невидимые в темноте камни, отчего на голенях вскоре появились ссадины и синяки. Когда она смотрела вверх, то казалось, что звезды плывут за ней по чернильному небу. Джоан тяжело дышала, с жадностью втягивая воздух. Свежий, как родниковая вода, он напоминал даже ее вкус. Впереди маячила темная фигура Салима. Тот шел уверенно, не спотыкаясь, всегда оставаясь в поле ее зрения. Он регулярно останавливался, чтобы Джоан могла его догнать и перевести дух.
– Ночь будет долгой, – сказал Салим, предлагая воду из бутылки. – По дороге идти нельзя. Но к утру мы доберемся до безопасного места, и вы сможете отдохнуть.
– Я не устала, – ответила Джоан, и это была правда.
Она все еще чувствовала, будто может летать, несмотря на мокрые от пота подмышки, синяки и пересохший рот. Девушке казалось, что она оставила земной мир позади и попала в совершенно другую реальность, в которой с ней не могло случиться ничего дурного. Если внутренний голос и предупреждал порой, что она нарушает все правила, и нашептывал, что ей не место там, где она оказалась, то она просто отказывалась его слушать. Джоан не думала ни о Рори, ни о Роберте, ни о Мэриан, ни даже о Мод. Они остались далеко позади, а она хотела идти только вперед. И с каждым шагом приближалась к горам.
Наконец где-то впереди, в мутной предрассветной мгле, раздался тихий голос. Джоан охнула, но Салим ответил спокойно. Последовали приглушенный разговор, пара смешков, грубоватые мужские объятия. Джоан держалась позади, в никабе и абайе похожая на темную тень. Потом она увидала двух крепких мулов, привязанных неподалеку.
– Садись, Джоан. Дадим немного отдохнуть ногам, – произнес Салим бодро.
В темноте Джоан не могла разглядеть, был ли удивлен ее присутствием человек, который привел мулов. Салим предложил ей подсадить ее в седло, но Джоан, не задумываясь, вскочила в него. Правда, потом ей потребовалось какое-то время, чтобы приспособиться к жесткому седлу незнакомой формы. Вожжи были непривычные, из завязанного узлами шнура, а не кожаные. Она ухватилась за них, и мул в знак протеста задрал морду.
– Ладно, не беспокойся. У меня легкая рука, – проговорила она тихо, а потом обратилась к Салиму: – Я никогда раньше не ездила на мулах. Они действительно так упрямы, как о них говорят? Этот, длинноухий, очень симпатичный. Как его зовут?
Последовала удивленная пауза, после которой Салим тихо засмеялся.