Девушка из Англии

– Это лишь одна из причин. Была еще мама. Она вечно всего опасалась. Боялась летать, боялась пароходов, боялась непривычной пищи и экзотических болезней. Наконец, того, что ее продадут в белое рабство[107]. – Даниэль улыбнулся, но затем снова стал серьезным. – Вспомни. Именно мама всегда встречала в штыки любое предложение куда-то отправиться. И отец терпеть не мог, когда она окружала тебя излишней заботой. Однажды я слышал, как он сказал, что от этого ты становишься еще более нервной.

– Вот как… – Джоан на мгновение задумалась. Она вспомнила, как оказалась в ловушке под кухонным столом, как грубо мать схватила ее за руки, как часто и неглубоко она при этом дышала. Скорей как запыхавшаяся собака, чем как человек. – Что ж, я устала от такой жизни. Хватит мне быть бедненькой Джоан… И мне надоело, что со мной обращаются как… с глупым ребенком!

– О чем ты говоришь? Кто с тобой так обращается? Никто не считает тебя глупой.

– Разве? – отозвалась она, и Даниэль не ответил. – Скажи, ты счастлив, Дэн? – спросила она.

– Конечно.

Он отпустил ее руку и принялся крутить свою пустую тарелку.

– Нет, я серьезно. Ты действительно счастлив?

– Разве в наше время найдешь счастливого человека, Джоан? – проговорил он и вздохнул. – Я не знаю никого, кто был бы действительно счастлив.

– Я думала, что я как раз такой человек, – сказала Джоан.

Эти слова были произнесены с надрывом, но Даниэль больше не взял ее руку.

После ланча Даниэль проводил сестру до машины и крепко обнял.

– Мы скоро увидимся, Дэн, – сказала Джоан, упорно давая понять, что в ближайшее время не покинет Маскат.

Даниэль вздохнул.

– Может, и так, – произнес он. – Будем надеяться. Привет жениху. Передай ему от меня пожелание быть мужчиной.

– Что ты под этим подразумеваешь? – спросила Джоан, но Даниэль лишь улыбнулся с потерянным видом.

Он держал дверь машины распахнутой, когда она забиралась на заднее сиденье, потом закрыл ее и хлопнул ладонью по крыше. Джоан почувствовала его желание поскорей избавиться от нее, отослать прочь. Он махнул рукой, а потом, не оглядываясь, зашагал обратно к столовой. Когда автомобиль уже подъезжал к воротам, Джоан увидела бегущего к нему трусцой Чарли Эллиота. Солнце золотило его растрепанные волосы и гусиные лапки вокруг глаз. Рубашка расстегнута, ботинки не зашнурованы. Он махнул рукой, улыбнулся, поравнялся с машиной и перешел на шаг, явно ожидая, что автомобиль остановится.

– Привет, Джоан, – поздоровался он.

Ее щеки вспыхнули, и она не осмелилась на него посмотреть.

– Поехали, – сказала она водителю, когда тот затормозил.

Тот посмотрел на нее в зеркало, а потом пожал плечами.

– Эй, Джоан, подожди! – крикнул Чарли, но Джоан не ответила, упрямо глядя в пространство перед собой.

Она не знала, как ей смотреть на Чарли Эллиота, а тем более говорить с ним. Ведь он стоял рядом с ней у палатки брата и был свидетелем того, как Даниэль и Рори целовались. Из-за него она не могла сделать вид, что этого не было. Ей вдруг захотелось, чтобы Чарли Эллиот никогда не существовал. Автомобиль двинулся дальше, поднимая облако пыли. Когда они отъехали футов на сто, Джоан осмелилась оглянуться и увидела Чарли, смотрящего им вслед, сложив руки на груди. Она отвернулась, испытывая стыд, но вместе с тем и облегчение. Любопытный взгляд водителя в зеркале Джоан не волновал.

Одеваясь к обеду в представительстве, на котором обещала присутствовать Мод, Джоан постаралась выкинуть из головы все навязчивые мысли. Накануне вечером девушка поднялась в свою спальню с галереи, где подавались напитки, сильно пошатываясь. В глазах у нее двоилось, и она не сомневалась, что уснет прямо в ротанговом кресле, если тотчас не отправится к себе наверх. Джоан в одежде повалилась на постель и уснула как убитая. Проснулась она только в одиннадцать, взволнованная и в то же время исполненная решимости. Она станет вести себя так, словно не видела Даниэля и Рори целующимися, так, словно это ничего не значит. Забыть о случившемся было самым лучшим и простым решением, а кроме того, она не видела другого выхода. Она ломала голову несколько дней и ничего не придумала. Джоан немного подкрасила губы, стараясь не встречаться с собственным взглядом в зеркале, потому что при этом у нее возникало чувство, будто она мотылек, бьющийся о стекло банки. Беспомощный, глупый, испуганный. Она однажды поймала такого, покрытого серебристо-коричневатой пыльцой, когда тот бился об абажур лампы, отвлекая ее от занятий. Джоан посадила его в банку и вынесла на улицу, чтобы выпустить. Но даже когда она сняла крышку, мотылек оставался внутри, продолжая биться о прозрачные стенки.

Она надела зеленое шелковое платье, уложила кудри в некое подобие прически и несколько раз ущипнула себя за щеки. Несмотря на легкий загар, ее лицо казалось бледным, даже немного осунувшимся.