Девушка кормившая чаек (СИ)

Теперь я понимала, что все это не стоило понимать буквально. Я и сама жила в Эдемском саду, окруженная заботой, вниманием и деньгами. Защищенная от всего, что могло бы ранить меня. «У меня нет друзей!» — сказала я Лоне. «Мне некому звонить!» — сказала я Филиппу. «Мне даже дебильных видео никто не пришлет!» — сказала я фрау Вальденбергер.

Всю жизнь я верила, что не желаю ни с кем общаться, потому что в глубине души я боялась: никто и никогда не станет общаться со мной.

И я отгородилась от мира.

Выстроила глухую стену, через которую не проникали насмешки, злобные шуточки и издевки. Но и дружба, хоть какая-то эмоциональная близость — тоже. Я выросла, как яблоня в Эдемском саду. Ровная, красивая и... абсолютно неприспособленная к реальному миру.

Не потому ли, даже сбежав из дома, я сбежала к нему. Под крылышко. В безопасность. И он позволил, скрепя сердце, позволил мне познакомиться и со Змием. Потому что не мог уже держать меня в безопасности от самой себя.

Правда комком поднимается к горлу.

Ральф знал это! С самого начала знал. Я — глупая. Люди сами не желают со мной общаться. Не потому, что завидуют моей внешности, или чему-то там. Дело в том, что я им неинтересна. Вот почему он вышвырнул Андреаса прочь и не позволял другим парням ко мне приближаться. Он понимал, что изголодавшаяся по общению, я пойду за любым. Что влюблюсь в любого, кто пальцем меня поманит. Как за Филиппом пошла. От голода, от неуверенности в себе, из страха, что больше не позовут. Знал и сделал все, что мог, чтобы защитить меня. Чтобы пощадить.

...Ральф был занят, о чем меня довольно сухо уведомляет автоответчик. Дождавшись звукового сигнала, я всхлипываю. Плакала ли Ева, желая забыть о том, что узнала?.. Плакал ли в тоске по навеки утраченной наивности Адам?

Всхлип тонет в неприятном писке автоответчика.

Изгнание из Райского сада, муки родов и непрерывный тяжелый труд, — вот что такое зрелость. Вот, в чем скрытый смысл истории с яблоком. Взросление. Никто из нас не может оставаться ребенком вечно, как бы не старался любящий всей душой Отец.

— Ральф, — шепчу я, каким-то жалким фальцетом, задыхясь от подступающих слез. — Ральф, прости меня за все, что я наговорила!.. Я... я люблю тебя! Приезжай... на мой День рождения, хорошо?

КОНЕЦ СЕДЬМОЙ ЧАСТИ

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

«РУСАЛОЧКА ДОЛЖНА УМЕРЕТЬ»

Глава 1.

«ОН ЛЮБИТ БАЛЕТ»

Лежа без сна, я никак не могу успокоиться. Почему я не отравила ее, пока был шанс? Не подсыпала ей в кофе крысиного яду?.. Или, еще лучше, ввиноооо. Ульрике и Филипп! Что-то внутри сопротивляется, ворочается внутри, как угорь в кишках.

И все же, я верю ей...

Не потому ли Фил такой закрытый и мрачный?.. Парни способны выброситься в окно, если это избавит от последнего объяснения с девушкой. Мысль о том, что я не нужна ему больше, ранит. И еще больше ранит другая: что Ульрике лучше меня!

За окном останавливается машина. Тихо хлопает дверца. Хрустит под чьими-то подошвами гравий. Показалось?..

Приподнявшись на локтях, я прислушиваюсь к шагам на лестнице. Не показалось! Сердце принимается радостно перекачивать кровь. Чуть слышно скрипнув, открывается и закрывается моя дверь. Ральф останавливается на мгновенье — стягивает с себя футболку с длинными рукавами, ботинки и я откидываю для него одеяло.

Его тело горячее и сухое. Такое горячее, словно у него лихорадка. Взяв в ладони мое лицо, Ральф поцелуем закрывает мне рот. Моя кровь вскипает мгновенно. Забываются и Ульрике, и Филипп, и даже тетя Агата, которая вряд ли спит.

Скинув одеяло на пол, Ральф скатывается вниз и протягивает руки. Я ложусь на него, снова отыскав его губы в кромешной тьме, припадаю к ним, как к источнику. Мы не произносим ни слова. Вопросы заданы, ответы даны. Само его присутствие здесь, сейчас, говорит мне больше, чем могут сказать слова. Он здесь, он приехал, он на меня не сердится. Он любит меня!..

...Я выгибаюсь дугой, скользя затылком по одеялу. Снова падаю, уже ничего не чувствуя под собой. Дыхание возвращается миг спустя. Ральф отпускает меня и я сворачиваюсь клубочком, желая продлить ощущение полета между мирами.

Он возвращается, сняв презерватив, и снова ложится рядом. Я кладу голову на его плечо и Ральф обнимает меня за талию, притягивая к себе. От него пахнет улицей, лимонной отдушкой и дизельным топливом. Семь часов в машине.

— Ральф, ты с ума сошел...

— Это еще не все. Я купил тебе твой чертов айфон, — сообщает он нарочито мрачно. Словно чувствует, что это все уже не имеет смысла. Просто точка над «й».

Я касаюсь губами его груди, поднимаю голову, пытаясь разглядеть в темноте лицо. Он слегка улыбается. Мы оба тянем, не желая начинать этот разговор.

— Давай покончим со всем, — предлагает Ральф.

— Давай. Что с Филиппом?

— Что с ним?

— Он, похоже, пригляделся к Ульрике. Она написала в «Фейсбук», что он пригласил ее в оперу.

— Врет она все.

— Откуда ты знаешь?

— Филипп не ходит в оперу. Он любит балет!

Все как раньше!