Девушка по имени Йоханан Гелт

Вокруг здания выставляют мощное оцепление, над кварталом повисает облако слезоточивого газа, и начинается штурм, сравнимый лишь с битвой между футбольными болельщиками «Бейтара» и «Хапоэля». Защитники дома упорно отстаивают свое законное право на беззаконие, но силы слишком неравны: захваченных в плен «нелегалов» одного за другим выводят на улицу и загружают в полицейские автобусы.

– Расисты! Колонизаторы! Фашисты! Работорговцы! – скандируют собравшиеся вокруг анархисты, забрасывая оцепление градом щебня, позаимствованного с ближайшей стройки.

Полиция мужественно терпит, отгородившись щитами и время от времени оттаскивая в сторонку раненых.

– Мы еще вернемся! – кричат своим защитникам «нелегалы», прижавшись носами к зарешеченным окнам, – ни дать ни взять символ угнетенных, но неуклонно встающих с колен народов Азии и Африки.

И ведь возвращаются – если не к вечеру, то на следующий день. Выселенное здание по-прежнему охраняется ментами, но пустых домов в Риттергате пока хватает. Проходит неделя, выселенцы перемещаются в новое гнездо, и в квартале опять воцаряется внешнее спокойствие – до следующего раза. Именно внешнее – как безмятежная гладь текущей в джунглях реки: так сразу и не скажешь, что происходит под ровной поверхностью воды, в бурлящем, кровавом, скрытом от глаз аду пираний и крокодилов.

Казалось бы, главной целью властей должно было бы стать уничтожение анархистского гнезда – ведь его обитатели активнейшим образом препятствовали полицейским рейдам, подстрекали «нелегалов» и забрасывали ментов камнями. По идее их и следовало выселять в первую очередь. Но, судя по рассказам самих анархистов, сквот оставался неприкосновенным в течение многих лет; некоторые старожилы тусовались там по полтора-два десятилетия. Почему? Как это стало возможным? Паралич городских властей? Импотентность полиции?

– Дядюшка Со… – многозначительно подмигнув, ответил на мой недоуменный вопрос кто-то из анархистов. – Дядюшка Со выкупил для нас это здание. Менты и хотели бы выбросить нас к чертям, но не могут. Право собственности… Мы бьем врага его же оружием!

Так я услышала это имя: «Дядюшка Со» – в первый, но далеко не в последний раз. Анархисты произносили его довольно часто, по самым разным поводам и с самыми разными интонациями: иногда с надеждой, иногда с сожалением, иногда с возмущением, но чаще всего с благоговейным придыханием. Дядюшка Со позаботится… Дядюшка Со даст денег… Дядюшка Со защитит… Куда смотрел Дядюшка Со?.. Почему не попросили Дядюшку Со?.. И так далее, и тому подобное. По всем признакам, именно оттуда, из добрых рук Дядюшки Со, и проистекал золотоносный ручей, ради которого я прилетела в Мюнхен.

Чтобы поставить на этом потоке запруду и перенаправить золотишко в наши пруды, требовалось для начала найти самого Дядюшку. Увы, все мои попытки прояснить что-либо относительно его полного имени, местонахождения, гражданства, источника средств и прочих личных деталей неизменно натыкались на недоуменное пожатие плечами.

– Зачем тебе?

– Да так, просто, из любопытства, – улыбалась я. – Может, и нам в Палестине пригодится.

– Честно говоря, камрадка, мы тут и сами без понятия, – отвечали мне. – Дядюшка Со и Дядюшка Со, точка. Этим все сказано…

Похоже, рядовые анархисты действительно не знали, кто или что скрывается под благозвучным, почти семейным прозвищем. Но я не отчаивалась. Если не могут помочь рядовые, нужно отыскать нерядовых – тех, кто ближе знаком с предметом. А такие, несомненно, существовали, причем где-то здесь, на этажах огромного, в три восьмиэтажных корпуса, здания сквота. Деньги всегда идут по цепочке; главное – ухватиться за какой-нибудь ее фрагмент и тогда уже уверенно, звено за звеном, двигаться к цели.

Мое присутствие здесь легко объяснялось необходимостью дождаться Призрака, который, кстати говоря, продолжал бродить по Европе, ну а чересчур дотошное любопытство вполне можно было списать на понятное желание восторженной провинциальной камрадки поближе познакомиться с ценным опытом передовых отрядов борьбы за Светлое Будущее. Для пущей надежности я изображала если не дебильную, то весьма недалекую особу, то есть слушала с приоткрытым ртом, усиленно хлопала глазами, задавала глупейшие вопросы и соглашалась понять лишь тщательно разжеванные пояснения. Умник, с полуслова улавливающий суть предмета, не соберет и четверти той детальной информации, которую люди, сами того не замечая, выкладывают круглому дураку.