– Вовсе ни при чем, – поспешно заверила его я. – Сама не знаю, как у меня вырвалось.
Последнее было истинной правдой.
– Хотя… – Клаус наморщил лоб. – Говорят, мотив этой песни пришел из Советской России и был сначала гимном коммунистов. А уже потом…
Я поскорее перевела разговор на тренировки, чтобы снова не ляпнуть что-нибудь невпопад. За обедом меня опять, будто специально, посадили рядом с халяльным столом, где обедал Мансур со своими головорезами. Правда, на этот раз они переговаривались полушепотом, ни о чем не спорили, и мне не удалось разобрать ни слова. Дальше я снова помирала от скуки, дожидаясь шести часов вечера, назначенных Призраком для переговоров. Старый черт принял меня не сразу, заставил ждать до семи, а потом завел речь о катастрофической нехватке денег и мотал мне нервы, пока я не взорвалась.
– Ты хочешь сказать, что я ошивалась тут больше недели, чтобы услышать эти детские жалобы?
– Ну почему же детские? – Он встал и подошел к окну. – Честно говоря, мы рассчитывали, что, по крайней мере, за часть товара не придется платить.
– Ты же вроде когда-то был марксистом, – напомни-ла я. – Забыл формулу «товар – деньги – товар»? Считай, что договариваешься с Марксом: нет денег – нет товара.
Старик молчал, глядя в окно.
– Алло, ты меня слышишь?
– Слышу, – безразлично отвечал он, приближая лицо к стеклу, чтобы лучше видеть. – Но твой предшественник камрад Нисангеймер многое присылал нам в подарок. Отчего бы и тебе не начать с жеста доброй воли?
– Какая, к черту, добрая воля? Ты что, издеваешься?
Он снова не ответил, и я подошла к окну – посмотреть, что так заинтересовало паршивого Санта-Клауса. Во дворе и в самом деле разворачивалось целое представление. «Веселый мужчина» Мансур Хаджихье, стоя рядом с фургоном, тренировал своих людей быстро выскакивать наружу. Раз за разом они забирались внутрь, а затем, по команде распахнув заднюю дверь, горохом сыпались из кузова. Мансур отрицательно мотал головой, собирал группу вокруг себя и, видимо, объяснял, что именно пошло не так. Затем они снова поднимались внутрь, дверь закрывалась, и все повторялось в той же последовательности.
– Готовятся, – ласково улыбаясь, проговорил старик.
– К чему?
– Ясно к чему: быстро выпрыгивать…
– Но зачем?
Он недоуменно взглянул на меня:
– Откуда мне знать, Батшева? Палестинские братья получают у нас кров, еду и гостеприимство, не более того. Мы никогда не спрашиваем, какие у них планы и что у них на уме. Так надежней и для них, и для нас… Напомни, о чем мы с тобой говорили?
Я с трудом удержалась, чтоб не вмазать ему по морде. Нехорошо бить стариков.
– Вот что, дорогой Клаус Вагнер или как тебя там. Понятия не имею, какого черта ты не дал мне уехать позапрошлой ночью. Хочешь делать бизнес – делай бизнес. Не хочешь – не морочь мне голову. Завтра утром я улетаю. У тебя есть мой номер. Надумаешь говорить серьезно – звони.
Прежде чем выйти за дверь, я на всякий случай оглянулась. Старый сукин сын улыбался все так же ласково и явно не намеревался умолять меня остаться и продолжить разговор. Как это понимать, черт побери? Это что – их манера начинать торговлю? Или они вовсе не заинтересованы в оружии? Я просто терялась в догадках.
Призрак так и не проявился – ни до полуночи, когда я, устав ждать, задремала, ни наутро, когда проснулась. Наверно, опять отправился бродить по Европе. Не остановленная никем, я выкатила свой чемодан из гостевой кельи, спустила его по лестнице, миновала проходную и, пройдя через двор, вышла на улицу к такси, заказанному по телефону. По-моему, ни одна сука даже не проводила меня прощальным взглядом из окна. Трудно было вообразить более неудачную поездку. Благородный Мики, конечно, не скажет ничего вроде: «А я тебе говорил…», но от сознания этого мне не становилось легче.
Последний шанс на какую-то минимальную пользу был связан с таинственным бугаем Коби: мы договорились встретиться в том же пивном саду, где расстались позавчера. Я села за столик, взяла бутылку мозельского и кое-что из жратвы и приготовилась ждать, робко надеясь, что хоть тут-то меня не надинамят. К счастью, бугай оказался человеком слова и даже не слишком опоздал, если ориентироваться на весьма широкие отечественные мерки.
– Куда теперь? – с готовностью примерно на всё поинтересовалась я, бухнувшись рядом с Коби на сиденье съемного «Опеля».
– Туда же, откуда ты уехала, – флегматично отвечал бугай. – Думаю, их будут брать прямо на выезде или рядом.
– Опять? – простонала я. – Опять в это место, глаза б мои на него не смотрели…
Увы, вскоре мы и в самом деле прикатили в чертов Риттергат и припарковались примерно в одном квартале от сквота. Коби достал из бардачка два бинокля – себе и мне.
– На что смотрим?
Он иронически покосился на мою воодушевленную физиономию.
– Пока ни на что, отдохни. Ждем. Что-то ты сегодня какая-то… гм…
– Энергичная? Полная жажды действия? Мобилизованная?.. – Я на секунду призадумалась в поисках новых предположений.
– Взвинченная.
Я вздохнула:
– Ага. Если честно, полное фиаско. Зря приперлась сюда за тридевять земель.