Мне кажется, что после происшествия с кремом для лица Кэролайн очень похудела. Из ее щек будто бы выкачали детский жирок, оставив в них только мудрость. Кудри небрежно разбросаны у нее по плечам. Серое платье с кружевным воротничком придает Кэролайн солидности, но не старит ее. В руках у нее картонная коробка с ручкой — такую можно получить, если купить что-нибудь в дорогом магазине.
— Вы сегодня не поехали с отцом на фабрику? — спрашиваю я, не дождавшись ни слова от Кэролайн.
Она качает головой.
— Мама попросила меня побыть рядом.
Я киваю, объяснения здесь излишни. Я чувствую укол в сердце, вспомнив, как мы с Кэролайн всю жизнь были врагами, сами не зная почему. Все обиды, которые я затаила против Кэролайн, облетели, словно сморщенные листья.
— Ты просто вылитая… — Кэролайн окидывает взглядом мой влажный жокейский костюм и ботинки из козлиной кожи, из которых вот-вот начнут выпирать пальцы.
Я уже приготовилась услышать колкость, но Кэролайн произносит:
— …победительница.
— Я думала, вы скажете, что я похожа на железнодорожный шлагбаум.
— На него тоже, — улыбается Кэролайн. В неярком свете конюшни мне трудно понять, что на самом деле выражает ее лицо. Кэролайн медленно втягивает воздух.
— У вас все в порядке?
Вздрогнув, Кэролайн крепче сжимает ручку коробки. И снова вдох. Мне кажется, что ее голубые глаза-льдинки сейчас начнут таять, растекаясь по лицу.
— Я не знаю, как быть дальше.
Я с удивлением обнаруживаю, что мои глаза наполняются слезами.
— Тогда вам нужно посмотреть вверх. Небо служит нам напоминанием о том, что ни одна напасть не длится вечно. Ну и смотреть вверх лучше, когда выйдете на улицу, а не то здесь наверху сплошная паутина.
Кэролайн пытается улыбнуться, но из уголка глаза выкатывается слеза. Она смахивает соленую каплю тыльной стороной ладони.
— Это тебе, — Кэролайн протягивает мне коробку. — Мои ботинки для верховой езды. Завтра они тебе пригодятся.
— Ваши блестящие, как скрипка, ботинки? Я… я не могу их принять.
— Это всего лишь обувь, — Кэролайн ставит коробку у моих ног. — А еще я хотела попросить тебя сделать мне прическу, — она достает из кармана расческу и шпильки. — Если ты не против.
С завтрашнего дня начинается пора сватовства, и Кэролайн будет королевой бала. Я ставлю табурет поровнее.
— Садитесь, моя госпожа.
Я начинаю заплетать Кэролайн косу и, вдыхая успокаивающий аромат сена и кожи, размышляю о том, что могло бы быть, но не случилось. Кажется, Кэролайн тоже погружается в раздумья. Мы молчим до тех пор, пока я не втыкаю ей в волосы последнюю шпильку и не приглаживаю завитки вокруг лица.
— Я решила, — произносит Кэролайн, — что мне, наверное, стоит купить себе велосипед.
По ее лицу пробегает дюжина разных эмоций, но ни одна из них не задерживается.
— Как думаешь, Ноэми научит меня кататься?
— Думаю, что нет, — отвечаю я, хотя мы обе знаем, что если Кэролайн прикажет, то Ноэми придется ей подчиниться.
Кэролайн, краснея, отряхивая юбки.
Я вздыхаю. Может быть, нам с Кэролайн Пэйн не суждено подружиться. Но вдруг машина свободы поможет нам всем сделать шаг вперед?
— Пойдем и спросим у нее.
Наступает воскресенье, кутающее в шаль из облаков свои влажные плечи. Я в облегающем алом костюме и с двумя тугими пучками на голове вхожу в комнату к Старине Джину. Вчера вечером он отказался пить микстуру: решил терпеть боль, а не туман в сознании. Его лицо, на котором каждый день расцветают новые синяки, словно закатное небо, отливает синим, красным, фиолетовым и серым. Чем глубже травма, тем позже она проявит себя во всей красе.
Я взбалтываю флакон микстуры.
— Может, выпьешь хоть полдозы? Я переживаю, что инфекция начнет распространяться.
Старина Джин качает головой.
— Когда мне не больно, я начинаю сомневаться, что все еще жив.
— Тогда сейчас ты, наверное, чувствуешь себя живее всех живых.
Старина Джин морщит лоб.
— В жизни будет много испытаний. И необязательно в каждом из них принимать участие. Картофелина ничуть не огорчится, если пропустит эти скачки.
Даже представить не могу, как наша лошадь рассказала об этом Старине Джину — только если воспользовалась телефоном Пэйнов.
— Оказалось, что Билли согласен вернуть пузырек, если Картофелина финиширует раньше Жулика.
Старина Джин в ответ не то вздыхает, не то что-то бурчит. К моему удивлению, он не требует от меня никаких подробностей.
— У Жулика сильные ноги, — произносит Старина Джин, облизав сухие губы. — Но чтобы выиграть скачки, нужно сильное сердце.
Как у моего деда.
— Ты правда думал, что Картофелина может обогнать Амира? — широко улыбнувшись, спрашиваю я.
— Может быть, да, а может быть, нет. Но она сама сказала мне, что хочет попробовать.
Старина Джин чуть прикрывает здоровый глаз, и я решаю, что сейчас не время его обнимать. Лицо деда снова становится серьезным.
— Беллы — добрые люди. Но если мы останемся у них, ветер может поменять направление. Может подуть… ветер скандала.
— Ты беспокоишься насчет «Фокуса»? Я буду писать под псевдонимом. Никто ничего не узнает.