Я обхожу велосипед Кэролайн, и мне на глаза попадается шляпа, лежащая в одном из ящиков с обносками. Превосходный капор цвета верблюжьей шерсти с рюшами и пышными бантами из розового шелка. Будучи только сшитой, такая шляпа должна стоить по меньшей мере восемь долларов, а миссис Инглиш попросила бы за нее все восемь пятьдесят. Вдруг миссис Пэйн уступит мне ее за полцены?
В конце дня я приношу капор в кабинет миссис Пэйн, где она часто проводит время, записывая что-то в своем дамском ежедневнике. Раньше я обожала эту комнату, ведь здесь на книжной полке стояли сборники сказок. А потом Кэролайн заперла в кабинете стайку котят, которые набедокурили там похлеще термитов в мешке с опилками. Кэролайн свалила вину на меня. Книги оказались испорчены. Миссис Пэйн все же поверила мне, а не своей дочери, и Кэролайн тогда прошептала мне на ухо: «Ненавижу тебя».
Оторвавшись от записей, миссис Пэйн переводит взгляд на шляпу в моих руках.
— Я хотела бы купить ее, мэм.
В глазах миссис Пэйн загораются искорки любопытства.
— А ну, примерь-ка.
Сняв кружевной чепчик, я водружаю капор на голову.
Миссис Пэйн встает из-за стола и по-модному завязывает розовые ленты у меня под подбородком, а затем перебрасывает мою косу вперед.
— Пусть это будет мой тебе подарок.
— Ч-что? Но нет, я не могу его принять. Я хотела попросить вас отложить шляпу до тех пор, пока у меня не появятся деньги…
— Я уже отдала Ноэми велосипед Кэролайн. Шляпа твоя. Она все равно немного поистрепалась.
— Благодарю вас, мэм. Вы очень щедры.
Миссис Пэйн опускает глаза. Проходит несколько неловких секунд, и она грациозно складывает руки перед собой, словно греет их о чашку с чаем. Уголки ее улыбающихся губ чуть подрагивают.
— Что ж, Джо, увидимся завтра.
Как только мы со Стариной Джином выходим за ограду поместья Пэйнов, я выпаливаю:
— О чем ты говорил с Билли Риггсом?
Старина Джин морщится.
— Этот черепаший сын, — выцеживает он сквозь зубы китайское ругательство, — возомнил, будто один китаец должен денег его отцу.
— О ком речь?
— Этот человек уехал еще до твоего рождения. — В карих глазах Старины Джина вдруг появляется сероватый отблеск — так сверкают крупинки железа в руде. — Если встретишь этого выродка, держись от него подальше. Ты же не хочешь почувствовать вонь, которую он источает, хм?
Подъезжает трамвай, и мы втаскиваем в него усталые тела, расположившись рядом с другими работягами. Мимо нас по улице проносятся совсем другие люди. Они ездят в экипажах с блестящими сиденьями, и их взгляд праздно блуждает по сторонам.
Старина Джин усаживается рядом со мной.
— По дороге из бани я встретил одного из близнецов Шетландов.
Он говорит о Шетландах, которые работают на владельца дома Беллов. Они объявляются только тогда, когда семья издателя вовремя не платит за аренду.
— Уже третий раз за год.
Старина Джин кивает:
— Если Беллов выселят, на месте дома построят фабрику.
Владеть фабрикой куда выгоднее, чем обычным домом. Когда дом снесут, нам придется уйти. Я вспоминаю про переулок туш, и у меня внутри все сжимается. Куда нам податься? Южане очень не любят, когда рядом с ними селятся китайцы, — Везунчик Йип был тому живым доказательством. Половину его тела покрывали лоснящиеся розоватые шрамы, которые остались у него после пожара: какие-то злодеи подожгли лачугу Везунчика Йипа, когда он работал на строительстве железной дороги. Китайцам, выбравшим такой путь, приходилось жить в тени, вот только найти тень было не так-то просто.
Заметив, что я хмурюсь, Старина Джин цокает языком.
— Не бойся. Я кое-что предпринял, чтобы обеспечить нам достойное будущее, пусть даже оно ждет нас не в Атланте.
Эти слова Старины Джина останавливают поток мыслей в моей голове. При всех недостатках Атланты уехать отсюда, оставив позади яркое солнце, пологие холмы и ласкающие ветра, будет нелегко. За семнадцать лет, что я провела в этом городе, его улицы и закоулки отпечатались на карте моих вен.
— О чем ты?
— В Огасте живет немало китайцев. Быть может, там мы найдем тебе мужа.
Холостые китайцы приезжают в Огасту, штат Джорджия, что лежит в пятидесяти милях к западу от Атланты, чтобы рыть канал. У меня во рту вдруг становится кисло.
— Мне совсем не хочется замуж.
Старина Джин обеспокоенно морщится.
— Нет дела благородней материнства. Моей матери было всего шестнадцать, когда она вышла замуж, но она вырастила двух достойных сыновей.
С этим трудно поспорить. В отличие от других дядюшек, Старина Джин не принадлежит к числу батраков, которых привезли в Миссисипи в годы Реконструкции Юга. Он происходит из рода ученых-бюрократов, возникшего вместе с династией Цинь. Его мать была знатной женщиной, которая полностью посвятила себя сыновьям и к которой жены отца Старины Джина относились с большим почтением.
— Чем ты будешь заниматься, если у тебя не будет семьи? Шляпами?
У меня опадают плечи. Благодаря шляпам я могла оставить в мире свой след, но миссис Инглиш позаботилась о том, чтобы меня не взяли ни в одну мастерскую города.
— Кажется, этого я еще сама не знаю. Молоток говорил, что сверчок счастлив тогда, когда поет свою песню, помнишь?