— О, о! — восклицает Соль, прижимая к сердцу зажатый в руке сэндвич.
— Ну держись, мистер К., — шепчет Перчинка.
Взглядом Кэролайн впору остужать нагревшийся лимонад.
— Если я услышу еще хоть слово о мистере К., мне придется выпить что-нибудь от головной боли.
Перчинка переводит зеленые глаза на Соль и качает головой.
Соль поглаживает руку Кэролайн.
— Не сердись на меня.
Знай Соль, как сильно мисс П. озабочена мистером К., то не стала бы так манерничать. Размышляя о своей колонке в «Фокусе», я незаметно для себя выполняю одно поручение за другим. Подходит время прогулки, и Кэролайн стремглав летит в сторону кладбища, а я прихожу в себя, когда она уже скрылась из виду. Наверное, необходимость развлекать зазнобу собственного любовника только усиливает томление.
Картофелина несет выдающуюся, но загадочную ведущую колонки советов туда, куда ей вздумается.
Луг Шести шагов получил свое название после трагической дуэли, один из участников которой повернулся, пройдя шесть шагов вместо десяти, и выстрелил своему сопернику в голову. Поговаривают, что дух погибшего до сих пор витает на этом месте, и поэтому Старина Джин любил приводить сюда «почтенных сыновей и дочерей» конюшни: все поле было в нашем распоряжении. Старина Джин уверял меня, что привидение с простреленной головой ничего не видит, ничего не слышит и не чувствует запахов, а потому шансы повстречать его крайне малы.
— А вдруг у головы есть свой собственный дух? — спросила я, но на это у Старины Джина не было ответа.
Мы проезжаем мимо небольшой рощицы и брошенной пролетки, которая уже давно не двигалась с места. Когда-то Старина Джин с ее помощью подсаживал меня на лошадь.
— Не бойся, — успокаивал он меня, когда я забиралась наверх. — Я рядом, хоть иногда ты меня и не видишь.
Воспоминания о времени, проведенном на лугу, сладкие на вкус и отливают золотом.
Луг постепенно захватили заросли яркого сассафраса и камнеломки, которые теперь напоминают молодые деревца. Когда у меня начались менструации, Старина Джин сказал мне лишь, что любой луг превращается в несуразные заросли, на смену которым обязательно приходит прекрасный лес. Эти слова меня тогда очень смутили. Иногда даже Старина Джин не мог заменить мне мать.
Картофелина издает радостное ржание. Она бывала здесь раньше, но без меня. Старина Джин стал объезжать ее уже после того, как миссис Пэйн меня уволила.
— В следующей статье я, наверное, напишу, что делать, если ты влюбилась в чужого избранника. И озаглавлю текст так: «Зачем покупать свинью, если сардельки раздают бесплатно?» — Я лукаво улыбаюсь, и, готова поклясться, Картофелина тоже смешливо фыркает. — Или, может, стоит написать о том, что помощниц модисток вносят в черный список? «Осторожно: шляпницы!»
Картофелина скребет землю копытом: видимо, ей стало скучно.
— Ладно, что это мы все обо мне. Покажи-ка, на что ты способна. — И, хорошенько ударив Картофелину по бокам, я кричу: — Пошла!
Ответив мне трубным ржанием, Картофелина срывается с места с такой скоростью, что мое дыхание остается где-то позади. Подо мной колышется тысяча фунтов мышц и костей.
— У-ух! — Я раскачиваюсь, словно перо на шляпке, стараясь удержаться в седле.
Через несколько мгновений мне удается поймать ритм Картофелины, и нам обеим становится легче. Мы проносимся через плотные заросли бересклета, огибая лужи с плавностью сокола, кружащего в воздушных потоках. Луг становится мелькающей желто-зеленой лентой, а ветер впечатывает в мое лицо улыбку.
Вдруг раздается пронзительный крик. Буквально из ниоткуда рядом с нами возникает гнедой конь с хорошо очерченной клиновидной головой. Я чуть не выпадаю из седла, узнав во всаднике Мерритта, брата Кэролайн. Он щелкает хлыстом.
— Пошел! Джо, давай кто быстрее до пролетки!
Его улыбка искрится озорством — он словно кот, играющий с перышком. Мерритт пошел в мать — он очень хорош собой, и от этого мое нутро связывается в замысловатый узел. Почему мне встретился именно он, именно Мерритт Пэйн?
Пока я отгоняю одолевающие меня воспоминания, гнедой жеребец — должно быть, это новый арабский скакун Мерритта — уносится далеко вперед, будто шквалистый ветер. Картофелина устремляется за ним. У меня начинают гореть бедра: так отчаянно я пытаюсь не слететь с лошади. Грохот копыт распугивает дроздов, которые ходят по земле в поисках жучков.
Мы все еще пытаемся догнать Мерритта, и я вытягиваюсь так далеко вперед, как только мне позволяет длина ног, а моя пятая точка начинает подпрыгивать на седле. Мне следовало нестись в обратном направлении, но Мерритт меня уже заметил. Мне нужно убедиться, что он ничего не расскажет матери. Арабский скакун навостряет чуткие уши, прислушиваясь к шагам Картофелины. Когда мы почти нагоняем Мерритта, его конь поддает скорости, и мне кажется, что даже его дерзко развевающийся хвост насмехается над нами.
Во мне разгорается дух соперничества.
— Мы же не позволим этому клиноголовому нахалу нас обойти? — Я еще глубже вжимаю каблуки в бока Картофелины, и она рывком сокращает отрыв. — Умница девочка!