Девушка с нижнего этажа

Но тут в двадцати ярдах от нас мелькает мутная лужа, и мы, пытаясь ее обогнуть, сбавляем скорость. Почувствовав, что мы отстали, жеребец тоже замедляет ход. Лошади мало чем отличаются от людей. Некоторые лучше собираются в сложных ситуациях. Чем больше заказов поступало в нашу шляпную мастерскую, тем быстрее я работала, чего не скажешь о Лиззи, которая при любых обстоятельствах ползала как улитка.

Объехав лужу, мы снова устремляемся вперед, ведь от пролетки нас отделяют всего две сотни ярдов. Услышав, что мы приближаемся, скакун ускоряется.

Я припадаю к шее Картофелины. Увлекшись гонкой, я не замечаю, как у меня слетает шляпа; теперь мои волосы развеваются, словно черный стяг.

— Ну же, ягодка, вперед! — кричу я, приготовившись преодолеть последние пару ярдов.

Мы несемся, как будто за нами бежит человек с ножом. Но Мерритт взмахивает хлыстом, и арабский скакун первым оказывается у пролетки.

— Вот молодец! — выкрикивает Мерритт, подбрасывая шляпу.

Задыхаясь, я склоняюсь над шеей Картофелины: она перешла на шаг и вывалила язык. К нам подъезжает Мерритт. Его лицо расплывается в злорадной ухмылке, а арабский скакун под ним гарцует. За четыре года, что я не видела наследника Пэйнов, он подрумянился, словно пирог в печи, как сказала бы Ноэми. Куртка больше не висит мешком на худощавом тельце: серая ткань плотно облегает мускулистые плечи. Когда Мерритту было семнадцать, его усы представляли собой жалкое зрелище, но теперь они красуются над его верхней губой — точь-в-точь стрелки восхитительных напольных часов, застывшие на без четверти четыре.

Мерритт перебрасывает одну ногу через седло.

— Это была нечестная схватка, — произносит он воодушевленным тоном, который звучит в его голосе всегда, даже если разговор идет о дожде. — У кобыл маловато силенок. Хотя за эту быстроногую красотку можно получить кругленькую сумму, если Старина Джин захочет ее продать.

— Да, сэр, — отвечаю я, думая о том, что Старина Джин скорее согласится продать себя самого, чем Картофелину. Наверное, можно сказать Мерритту, что Кэролайн послала меня по делу… на пустой луг, где обитает привидение…

— Это Амир.

Арабский скакун оказался чуть выше Картофелины; у него мощная шея, а его задние ноги напоминают стволы берез. Вскидывая голову и фыркая, он вышагивает с важным видом — так делают все жеребцы, когда на них смотрят кобылы. У Картофелины сейчас нет течки, и она равнодушно щиплет маргаритки.

— Его имя означает «повелитель», и он быстрее шляпы, которую сорвал ураган. Другим коням остается только глотать пыль из-под его копыт.

— Он заявлен на скачки?

— Да, мэм. И я даже пригласил Джонни Форчуна в качестве жокея.

— Джонни Форчуна?

— Он лучший наездник страны. — Серые глаза Мерритта поблескивают, словно медали. — Он держится на коне, как птица на изгороди. Ничто не может выкинуть его из седла. Папа этому, конечно, не рад — к чему эти игры, когда можно работать? — но ведь скачки устраивает мама.

Мистер Пэйн надеется передать фабрику сыну, но Мерритта всегда больше интересовали развлечения, а не бумага.

— Что ж, удачи. Мне нужно…

— Я слышал, что теперь ты стережешь мою сестренку?

Я пытаюсь взять себя в руки.

— Где она? — Мерритт оглядывается по сторонам с притворным беспокойством. — Здесь нет ни одного мягкого дивана, на котором она могла бы пристроить свой изнеженный зад.

— Она наносит визит.

— Это я понял. Кому?

— Друзьям.

Видимо, безвременно ушедшим. К своему ужасу, я сама загоняю себя в ловушку.

— Чудесно. Если бы она наносила визиты врагам, то, боюсь, потратила бы на это целый месяц.

Я откашливаюсь. Ни для кого не секрет, что Кэролайн принадлежит к числу девушек, которые многим нравятся, но которых почти никто не любит. Мерритт, поигрывая пальцами, растягивает губы в ухмылке, а я пытаюсь придумать хоть что-нибудь.

— Джо, не хочу тебя расстраивать, но женские склоки сейчас волнуют меня меньше всего на свете.

— Что вы хотите сказать?

Мерритт вздыхает:

— Отец хочет, чтобы я взялся за ум, остепенился и, главное, начал работать. Я должен постоянно торчать на фабрике. А моя невеста, Джейн Бентли из Бостона, — ужасная зануда. Она хочет остаться в Атланте на скачки, а значит, мне придется ее повсюду сопровождать. Это несправедливо. Мне всего двадцать один год, и мне еще столько раз предстоит, — тут глаза Мерритта становятся чуть шире, — свернуть не туда.

Даже в детстве Мерритт был тем еще бабником: хватал соседских девчонок за косички и целовал их в щеки.

— Вот если бы Джейн была хоть немного похожа не тебя. Помнишь Чаттахучи?

У меня начинают гореть щеки. Когда мне было одиннадцать, а Мерритту пятнадцать, ему в голову взбрело, что он сам должен поймать свой ужин. Отец брал его рыбачить на реку Чаттахучи, но Мерритт принес оттуда только насморк. К вечеру Мерритт не вернулся домой, и миссис Пэйн отправил меня на поиски.

Я обнаружила Мерритта у подножия водопада: он бросал камешки в воду. Бедный мальчик насквозь промок.

— Я забыл крючки.

Из воды выпрыгнула рыбина. Надо сказать, что форели там водилось так много, что поверхность заводи представляла собой извивающееся серебристое месиво.