Девушка с нижнего этажа

После такой беспокойной ночи я проспала и теперь вприпрыжку несусь по Пичтри-стрит, спрятав замерзшие ладони под мышками. Морозный воздух немного проясняет мои туманные мысли. Две косы, заплетенные в виде рыбьего хвоста, с каждым шагом ударяют меня по спине.

Шестидесятилетним мужчинам нечего делать на скачках. У Старины Джина скрипят колени и прихватывает спину, когда на улице слишком сыро. Не говоря уже о непрекращающемся месяцами кашле, от которого его легкие, наверное, смялись, как два бумажных мешочка. Участие в скачках может обернуться для него гибелью. Лошади — в каждой из них по полторы тысячи фунтов мышц и костей — полетят по одному узенькому коридору.

Меня потряхивает, причем не только от холода. Это сумасшествие.

Абсурд.

Нелепица.

Да, я все еще об этом думаю.

В мире мало таких же толковых наездников, как Старина Джин. Джонни Форчун, может, и держится на коне, как птица на изгороди, но Старина Джин в седле — вылитая птица на бельевой веревке. Он чувствует лошадей от природы, а это куда важнее любых приобретенных навыков. Увидев на шанхайском рынке, как Старина Джин усмиряет буйного жеребца, богатый американский промышленник заприметил моего названого отца. Уинстон Пэйн предложил Старине Джину работу в Америке, и тот, еще довольно молодой, согласился.

Картофелина сейчас в расцвете сил. Она быстра, и в ней живет дух соперничества. У нее есть все шансы победить.

Двадцать минут спустя моему взору открывается гладко выстриженная лужайка Пэйнов. Мощеные дорожки, яблони, белые колонны — все кажется таким же, как и несколько дней назад. Но пейзаж видится мне слишком выхоленным, очертания дома — слишком острыми, цвета — слишком яркими. Или меня просто поражает контраст упорядоченного внешнего мира и моих путаных мыслей?

Хоть я и опоздала уже на четверть часа, минуя кухню, я бегу к конюшне.

Половины лошадей, в том числе и Картофелины, в стойлах не видно. Старины Джина и мистера Крикса тоже нигде нет. Мальчишка-подручный вычищает стойла, а Соломон отскребает ржавчину со старого колеса. Раньше Соломон казался мне великаном, но, вероятно, годы согнули мастера на все руки, которому почти столько же лет, сколько и Старине Джину. Соломон отрывается от работы и, хрустнув шеей, поворачивается ко мне.

— Здравствуй, Джо. Ищешь Старину Джина?

— Здравствуй, Соломон. Да. Ты его не видел?

— Они с мистером Криксом повели лошадей на тренировку. Вернутся через пару часов. Что-то случилось?

Соломон обтирает платком красновато-коричневое лицо.

— Э, нет, это не срочно. Если встретишь его, передашь, что нам нужно поговорить?

— Конечно.

По пути к дому я замечаю Ноэми, которая поливает огород. К лямке фартука у нее привязан букетик колокольчиков.

— Неужели ты пришла.

— Я проспала. Красивые у тебя цветы.

— У меня теперь свое общество суфражисток. Колокольчики Атланты. Для всех, кто не может молчать. И неважно, какого они цвета.

— Отличное название. Ты не знаешь, где сейчас миссис Пэйн?

— Думаю, в кабинете. Все в порядке?

— Да.

Вбежав на кухню, я наскоро сервирую поднос для Кэролайн. Сливки и кофе переливаются через края кувшина и чашки, пока я поднимаюсь по лестнице.

Кэролайн что-то высчитывает, сидя за письменным столом.

— Доброе утро. Простите, мне нужно ненадолго отлучиться, — говорю я, поставив поднос перед Кэролайн.

— Отлучиться? Ты только что пришла.

Не обращая внимания на ее слова, я выскальзываю в коридор. Закрытая дверь кабинета, словно рука, поднятая в предупреждающем жесте, подсказывает, что мне лучше уйти. Миссис Пэйн не понравится мое наглое вторжение. Но участников скачек определяет лишь она.

Я стучусь. Никто не отвечает, и я стучусь еще раз.

— Войдите, — из-за двери слышится непривычно резкий голос миссис Пэйн.

Она что-то записывает в дамском ежедневнике. Думаю, эта книжечка, которую миссис Пэйн никогда на оставляет на видном месте, хранит самые сокровенные мысли своей владелицы. Может быть, миссис Пэйн прячет ежедневник в ботинок, как мы со Стариной Джином — наши сбережения. О том, что для человека действительно ценно, можно судить по тому, что он прячет.

— Джо, я просила, чтобы меня не тревожили. Что стряслось?

— Простите, мэм.

Все заготовленные слова вылетели у меня из головы, и я выпаливаю:

— Старина Джин с Картофелиной будут участвовать в скачках?

— Ну да.

— Но почему?

— Потому что Старина Джин меня попросил.

Миссис Пэйн откладывает ручку и встает. Взяв с соседнего стула шаль, она повязывает ее поверх мятого домашнего платья.

— Но его же засмеют. И спонсорам это не понравится. Они направят вам жалобу, чтобы вы вернули деньги. Может случиться целый скандал. И вообще-то ему шестьдесят лет!

— Конечно же я обо всем это подумала. На Картофелину нельзя будет поставить деньги, ведь вероятность выигрыша прописана лишь для двенадцати участников. Суфражистки станут спонсорами Картофелины. Им достаточно и того, что их заявку одобрили.

Вот вам и жеребьевка.

— Скажу вам честно, что я встречалась с главой суфражисток, и она из дам, которые могут за себя постоять.

— Я не прошу твоего совета. Старина Джин — взрослый человек. Тебе следовало бы уважать его решение.