Девушка с нижнего этажа

Дверь поддается мне не сразу, а камни, которыми вымощены дорожки, так и норовят подставить мне подножку. До меня доносится грохот приближающегося экипажа. Обернувшись, я замечаю знакомую светло-зеленую карету с золотыми буквами. В голове у меня начинает звенеть тревожный колокол. Притаившись в тени магнолии, я наблюдаю, как экипаж подъезжает к дому Пэйнов. Что здесь делают работники красочного магазина мистера Крампа? Даже если Пэйнам пришлось бы ремонтировать дом, они не стали бы покупать краску по дешевке.

Шторка на окне кареты отодвигается, и передо мной предстают глаза с тяжелыми веками, острый нос и увядшие губы пассажирки. У меня внутри все холодеет.

Миссис Крамп приехала из-за меня. Мне вспоминается, как она смотрела на меня, когда Нэйтан предложил Лиззи позвать на скачки кого-то другого. Словно в этом была виновата я. Наверное, Лиззи выдала матери мой секрет, и вот миссис Крамп приехала, чтобы разоблачить возмутительницу спокойствия. Она еще не знает, что мне больше нечего терять.

Жаль, что этого нельзя сказать о «Фокусе».

Я бегу прочь из поместья. Мимо меня с бряцаньем, от которого звенит в ушах, проносится трамвай Салли. Ноздри заполняет вездесущая вонь нечистот, заглушающая аромат магнолий. В глаза бьет чересчур яркий солнечный свет. А по Пичтри-стрит, как всегда, катятся экипажи, и никому нет дела до переполняющей меня боли.

Мои мысли устроили настоящие скачки. Вперед вырывается вопрос о том, как познакомились мои родители. Старина Джин говорил, что Шан тоже был конюхом. Может быть, он даже работал у Пэйнов. Знал ли Шан, что у него есть ребенок? Я представляю расплывчатый силуэт: стройный мужчина на голову выше меня встряхивает зажатые в кулаке кости. Бунтарь, возжелавший большего, чем ему было отмерено судьбой. Во рту появляется горечь, глаза наполняются слезами. Я прижимаю к себе сумку, словно только она в силах помочь мне удержаться в этом безумном мире.

А как же мистер Пэйн? Как миссис Пэйн скрывала беременность от мужа? В глубоком кармане можно спрятать что угодно, а миссис Пэйн хитра ровно настолько, насколько суров ее супруг. А иногда наши глаза видят лишь желаемое, упуская то, что у нас прямо под носом. У мистера Пэйна самый большой дом на Пичтри-стрит, он владеет самой успешной фабрикой в Атланте, женат на королеве бала, а еще у него сын и дочь. Зачем чинить то, что цело?

Так много вопросов. Так много обмана.

Совсем рядом пронзительно вскрикивает ворона, но я ее почти не слышу. Старина Джин знал, в этом я уверена. Мне вдруг мерещится урна с прахом Везунчика Йипа, невинная выдумка в сравнении с открывшейся чудовищной ложью. Что еще могло заставить миссис Пэйн позволить Старине Джину, безродному пожилому слуге, участвовать в скачках? Чувство вины. Собирался ли Старина Джин когда-нибудь открыть мне всю правду? Мой колчан полон разящих стрел, и пока я в неведении, большинство из них предназначены моему названому отцу. Старина Джин знал, кто я такая, всю мою жизнь. Семнадцать лет он лгал мне, хотя я отчаянно пыталась узнать, кто подбросил меня ему на порог. Я слышу свои стоны, и мне становится страшно потонуть в собственном горе.

Желчь снова подступает к горлу, но я гоню ее вниз.

Вместо того чтобы пойти домой, я сворачиваю на Уайтхолл-стрит. Еще довольно рано, и многие магазины закрыты, но торговцы у станции Юнион — чернокожие расположились чуть поодаль от белых — уже раскладывают еду на обтянутых тканью прилавках. Над полупустыми улицами раскинулось кристально чистое небо, которое мне хочется раздробить ударом каблука.

Когда мне было семь, мать Робби, прачка, соорудила хитроумное приспособление, чтобы отжимать белье: бочку с рукояткой. Однажды я попыталась остановить бочку — вращалась она так быстро, что уследить за движением было невозможно, — и получила выговор, который жег больнее, чем ссадина на ладони.

— Не тебе решать, крутиться бочке или нет. Иди займись тем, чем должна.

Быть может, мир и есть вращающаяся бочка, и мне нужно оставить ее в покое, чтобы она вертелась и дальше.

Передо мной возникает кирпичный фасад и длинный ряд витрин магазина Баксбаума. Опрятный вид здания будто бы усмиряет хаос, творящийся у меня в голове. Прежде чем войти, я пытаюсь выдохнуть хотя бы часть гнева.

Увидев Робби, сматывающего рулон ткани у дальней стены, я немного приободряюсь. Робби по-прежнему работает продавцом, и это, должно быть, хороший знак.

— Только не говори, что уже связала все узлы, — произносит он.

Я молча киваю, боясь, что у меня задрожит голос. Я ставлю сумку с сотней украшений на высокий стол, за которым Робби нарезал ткань.

— Я больше не работаю у Пэйнов, — выпаливаю я.

Робби ласково смотрит на меня. Удивительно, но всего один сочувственный взгляд способен вызвать целую лавину жалости к себе. Уперевшись локтями на дубовый стол, я переплетаю пальцы. Сдаваться тоске я не намерена.

— Я же говорил тебе держаться подальше от Ноэми.