Девушка с нижнего этажа

— Мистер Баксбаум, встречался ли вам человек по имени Шан?

Владелец магазина приподнимает брови, и его лоб становится похож на размокшие страницы книги.

— Не знаю, как он выглядел, но носил он девятый размер обуви. Мне говорили, что он уехал семнадцать лет назад.

— Конечно, он мне встречался, — отвечает мистер Баксбаум, как-то странно взглянув на меня.

К нам возвращается Робби с каким-то списком в одной руке и мотком шнура в другой. Он отдает список мистеру Баксбауму и собирается что-то сказать, но тут замечает, что я вот-вот свалюсь с табуретки.

— Э-э, вы, кажется, не договорили, сэр? — произношу я.

Робби отмеряет кусок шнура по линейке, приколоченной к столу, и отрезает его острыми ножницами.

— Шан — сын Старины Джина.

Робби замирает с ножницами в руке. Комната начинает вращаться, и я хватаюсь рукой за стол, чтобы не упасть. Если Шан — сын Старины Джина, значит, я его… внучка.

— Они вместе работали в поместье Пэйнов, — продолжает рассказывать мистер Баксбаум, разглядывая балки под потолком. — Шан был славным парнем. Любил поболтать со мной по-английски, особенно попрактиковать длинные слова, например оратория. — Мистер Баксбаум улыбается, повернувшись ко мне.

Я облизываю пересохшие губы.

— Оратория?

Слово на букву О.

— Это такое музыкальное произведение.

Робби скручивает шнур в аккуратный моток, сочувственно посматривая на меня.

— Как-то раз он попросил меня заказать кое-что из Китая, чтобы отпраздновать китайский Новый год. Хотел порадовать Старину Джина, — мистер Баксбаум принимается загибать пальцы. — Красные дынные семечки, ароматические палочки, сушеные креветки и фейерверки.

— Фейерверки? — удивляется Робби. — Что это?

— Картонные трубки, набитые порохом. Его поджигают, и получаются разноцветные искры. Бум! — Мистер Баксбаум резко взмахивает руками. — Как будто звезды взрываются.

Робби улыбается.

— Хотел бы я посмотреть на это.

— Конечно, Шану пришлось денек посидеть в тюрьме за нарушение спокойствия, но все, кому удалось увидеть фейерверк, благодарили парня за это зрелище.

В магазине становится достаточно людно, и мистер Баксбаум посматривает на покупателей.

— Старина Джин говорил, что Шан уехал на заработки в Монтану. Странно, что он сам не рассказал вам об этом, — мистер Баксбаум поправляет галстук, собираясь помочь вновь прибывшим покупателям. — Иногда от работы нужно отдыхать, мисс Куань, — роняет он, обернувшись через плечо.

— Да, сэр, — хрипло откликаюсь я.

Один из покупателей спрашивает у Робби о каком-то товаре, пока тот заворачивает моток шнура в бумагу.

— Не забудь, что я говорил тебе о счастье.

Я проглатываю комок в горле.

— Спасибо, Робби.

К тому времени, когда я с трудом добираюсь до дома, солнце поднялось довольно высоко, и на улицах снова бурлит жизнь. Я пытаюсь удержать обиду на Старину Джина в себе, но она выскальзывает, словно рыба из рук. Все это время рядом со мной был родной человек. Я вспоминаю, как Старина Джин несколько лет терпеливо обучал меня грамоте по выброшенным газетам. Он делал это не из чувства долга, а из любви. Почему же Старина Джин не сказал мне, что он мой дед? Наверное, он знал, что я стану задавать слишком много вопросов, и тогда уже будет очень непросто сохранить тайну о моих родителях.

Я осторожно ныряю в люк под деревьями и закрываю за собой крышку. Оказавшись в подвале, я стаскиваю ботинки и вынимаю из волос шпильки, которые слишком давят на голову. Взяв кусочек мела, я записываю на стене слово оратория, чтобы не забыть, и, чтобы немного успокоиться, достаю кляп из переговорной трубы.

Из нее не доносится ни звука, и я отхожу к печке. Пока я набиваю топку смятыми газетами, мне в лицо ударяет сквозняк со стороны «конюшенного» выхода. Мое сердце переходит на рысь. Старина Джин не мог вернуться так рано.

В подвале кто-то есть.

Тридцать четыре

Пучок хвороста выпадает у меня из рук, и веточки разлетаются в разные стороны. Пытаясь отогнать тревожные мысли, я обвожу комнату взглядом в поисках нового топора.

Если незваный гость явился со стороны конюшни, бежать ему навстречу точно не стоит. Добегаю по западному туннелю до выхода под деревьями и вскоре уже жадно глотаю холодный воздух Атланты.

Но что теперь?

Ну я и трусиха. Наверное, к нам просто забрался какой-то зверек. Но, насколько мне известно, из всех животных поднять крышку люка способны разве что медведи, которых я не встречала ни в Атланте, ни за ее пределами.

Что ж, не буду же я сидеть под деревом. Цепляясь за ветки, я чуть менее ловко, чем обычно, выбираюсь из зарослей и неспешно направляюсь в сторону улицы. Впервые в жизни я всей душой надеюсь увидеть людей. Заметив меня, две женщины с колясками вскрикивают и бросаются в обратном направлении. Кажется, я похожа на беса, явившегося из ада: босая, растрепанная и с топором в руках. Я бы тоже сбежала от себя самой.