Девушка с нижнего этажа

Я помогаю миссис Белл подсунуть подушки под спину и колени Старины Джина.

— А как быть с глазом?

— Обрабатывайте его и благодарите Господа за то, что у нас их два.

Я вцепляюсь в пол пальцами ног. Господи, прошу, пусть Старина Джин видит обоими глазами. Миссис Белл что-то сочувственно шепчет мне.

Доктор достает из сумки флакон антисептика и ставит его на комод рядом с голубым пузырьком.

— Эта микстура снимает боль, но начинать ее прием нужно с одной-двух чайных ложек. Желтокожим я это средство еще не давал, но, думаю, на этого мужчину оно подействует так же, как и на всех нас. Ему необходим покой на протяжении двух месяцев и суп. Как у него с шахматами?

— И в китайских, и в американских шахматах он если и проигрывает, то нарочно, — слабым голосом отвечаю я.

— Правда? Ну что ж, тогда пришло время старому коню выучить новый трюк.

Быть может, дело в солнечном луче, проникшем сквозь ставни, когда Нэйтан стал их поправлять, но, несмотря на невеселые новости про глаз, я готова поклясться, что по лицу Старины Джина пробегает улыбка. Надеюсь, он знает, что оказался в самых надежных руках. И как будто бы дома.

Вручив мне щетку из рисового корня, миссис Белл провожает меня до ванной на первом этаже.

— Можешь не торопиться. А я пока приготовлю ужин.

Миссис Белл уходит, и вскоре до меня доносится звон поставленной на плиту кастрюли.

Ванная оказывается размером с мой угол в подвале. В ней есть корзина с полотенцами, умывальник и большая бадья, которую нужно наполнять водой, когда моешься. Очень удобно, что из ванной можно сразу выйти в сад, чтобы выплеснуть использованную воду, и к туалету.

Я смотрюсь в зеркало, и мне становится страшно от вида собственного лица: болезненно красные глаза, искусанные от волнения губы.

Нэйтан приносит два ведра горячей воды и ставит их у ванной. Он протискивается мимо меня к двери, словно только сейчас понял, как здесь тесно.

— Если немного подождешь, можно наполнить ванну целиком, — Нэйтан окидывает взглядом мои спутанные волосы и, кажется, начинает бояться, что ему придется греть воду весь вечер.

— Этого более чем достаточно. Спасибо.

— Джо, хотел сказать, что мне очень жаль твоего дедушку, но я рад, что ты здесь. Я просто не мог… — Нэйтан хватается за дверную раму, растерянно блуждая глазами по комнате. — Э-э, ладно, не буду тебе мешать. — Поморщившись, он закрывает за собой дверь.

У меня болит все тело, но я, оберегая каждую каплю воды, до красноты натираю кожу мочалкой. Кажется, что то, что открылось утром, известно мне уже давно. Кто знал, что за один день может случиться столько всего? Мне нужно будет сообщить Пэйнам о случившемся, но мысль о том, что мне придется снова войти в их дом, действует на меня удручающе.

Она хоть когда-нибудь любила меня?

Я ее никогда не любила, хотя ее образ всегда был мне по душе. Я мечтала о такой матери, как миссис Пэйн, о женщине с радостью в глазах и с песней на устах. От которой пахнет спелыми персиками. Она обманывала меня целых семнадцать лет. Я ее ненавижу. Может быть, даже больше, чем Билли Риггса.

Я вымываю злобу из спутанных прядей, намыливая, ополаскивая и расчесывая волосы до тех пор, пока они не рассыпаются у меня по плечам, словно разлитые чернила. Затем я спешу к Старине Джину и жадно ловлю каждое движение его костлявой груди. Миссис Белл приносит мне тарелку рагу. Оно вышло очень вкусным, кусочки картофеля и моркови тают во рту, но я съедаю совсем немного — у меня сводит живот от беспокойства.

В дверь заглядывает миссис Белл, и я, рассчитывая с ней поговорить, выношу тарелку с недоеденным рагу.

— Спасибо, мэм. Я доем попозже. Давайте я помою посуду.

— И слышать об этом не хочу. Если хочешь, я дам тебе какое-нибудь из своих домашних платьев.

— Вы очень добры, но мне нужно кое за чем спуститься в подвал.

Нэйтан, проходящий мимо со стопкой газет в руках, останавливается.

— Можно мне с тобой?

От мысли о том, что Нэйтан заглянет в потаенные уголки моей жизни, у меня внутри все начинает подпрыгивать, словно сотня сушеных бобов, высыпанных на противень. Но ведь я сама всю жизнь за ним наблюдала.

— Да, конечно.

Сложив газеты у камина, Нэйтан возвращается с керосиновой лампой. Я качаю головой. Одно дело, что о нашем доме в подвале известно Беллам, но я не хочу, чтобы о нем узнал кто-то еще.

— Я тебя проведу.

Луны на небе не видно, и ночь кажется темнее, чем обычно. Я беру Нэйтана за руку, и про себя благодарю кромешный мрак, скрывающий мои пылающие щеки. Мы молча движемся к заброшенной конюшне — добраться туда проще, чем до рощицы виргинских можжевельников. Цепляясь за железные прутья, мы спускаемся в подвал, и нас окутывает знакомый запах земли и корней магнолии. Я зажигаю керосиновую лампу, и мы сворачиваем в западный туннель. У Нэйтана перехватывает дыхание. Мне кажется, что теперь, когда он бесшумно ступает рядом, все здесь предстает передо мной в новом свете. Когда мы доходим до нашего жилища, меня начинает распирать от гордости за уютный дом, который мы обустроили со Стариной Джином.