Подобно тому, как я не выпускала из рук свой самодельный нож в течение нескольких часов после того, как столкнулась с Малькольмом, маме тоже не очень хочется расставаться с оружием. Я убеждаю ее сесть в кресло и более подробно рассказываю ей о том, как я обнаружила его, как потом мы оба сбежали вместе, я делаю акцент на тех травмах, которые он получил, пытаясь дать шанс нам с мамой, и на том, как он упорно настаивал, что хочет помочь мне, даже после того, как я разрешила ему уйти. Мне начинает казаться, что я вполне успешно убеждаю маму, что он не представляет опасности, но она все равно хочет, чтобы нож оставался в зоне досягаемости.
Первый вопрос, который она ему задает, звучит так:
– Где вы оставили машину Лоры?
– У многоэтажки в двух кварталах отсюда, – говорит он. А затем, понизив голос, поясняет мне: – Когда я увидел, что она впустила тебя, то решил, что все в порядке.
Я киваю, безмолвно благодаря его и за то, что он дал нам возможность побыть наедине, и за то, что он предусмотрительно оставил машину на некотором расстоянии от мотеля.
– Он должен уйти, – произносит она, а затем, слегка закатив глаза – кажется, в свой собственный адрес – продолжает: – И ты тоже.
– А куда мне идти? – спрашиваю я. – Обратно в свою камеру в доме того охотника за головами?
Она не отвечает, потому что ей нечего сказать.
– Что бы ты ни планировала сделать, все кончено, – говорю я. – Ты больше не бросишь меня одну.
Заметив сталь в моем голосе, мама переводит взгляд на меня.
– Я больше не стану убегать, – произносит она в тон мне.
– А еще ты больше не будешь принимать решения без моего участия. Теперь мне восемнадцать, не забыла? Или вот-вот исполнится – через пару часов. У меня есть право голоса. А раз уж ты даже на ногах едва держишься, мое мнение уж точно имеет значение.
Я понятия не имею, что я буду делать в долгосрочной перспективе, но в краткосрочной план действий очевиден.
– Сначала надо позаботиться о твоей ноге. Тебе нужно было отправиться в больницу еще несколько дней назад.
Я вспоминаю алые следы, оставшиеся от раны, и с трудом справляюсь с очередной волной тошноты.
– Ей нельзя в больницу, – говорит Малькольм.
Я поворачиваясь к нему, потрясенная тем, что он не занял мою сторону.
– А куда ей еще деваться? Ее нога в плохом состоянии: похоже, рана воспалилась, и она потеряла много крови. Ей надо в больницу.
Он делает несколько шагов, приближаясь к нам с мамой – словно подходит к рычащему животному. Примерно так я себя и чувствую.
– Детектив знает, что она где-то здесь и что она ранена.
Он смотрит на маму, ожидая подтверждения, и она кивает.
– Что ж, тогда, наверное, у них есть люди во всех окрестных больницах, и они только и ждут ее появления.
Мне кажется, будто подо мной разверзлась бездна. Он прав.
– Малькольм, – говорю я, понизив голос и подойдя к нему поближе. – Ей нужна помощь. Ей нужна была помощь еще несколько дней назад. Я только что нашла ее. Я даже представить не могу, что…
– Я понимаю. Мы поможем ей.
–
От моего внимания не ускользает акцент на слове «ты» – как и то, что она пристально смотрит на руку Малькольма, лежащую на моем плече. Мне не хочется, чтобы она тратила силы, беспокоясь еще и об
– Малькольм доказал, что ему можно доверять. Тебе просто придется поверить мне на слово.
С того момента, когда я заставила ее опустить нож, она лишь несколько раз отводила от него взгляд. Не могу перестать думать о том, как мы похожи. Ее враждебность по отношению к Малькольму будет по меньшей мере такой же сильной, как и моя поначалу, и у нас нет времени ждать, пока она смягчится.
Она переводит взгляд на него, прищурившись, словно пытается принять решение. Затем она, шаркая, пытается отойти в сторону, но раненая нога ее подводит.
Малькольм стоит к ней ближе, чем я. Он бросается на помощь маме, подхватывает ее и помогает добраться до кровати. При этом он кряхтит от боли, когда ее вес приходится на его пострадавшие ребра.
– Я в порядке, – говорит она. – Просто слишком резко шагнула.
– Вы потеряли слишком много крови.
Ее глаза медленно закрываются, а затем она снова приоткрывает их.
– Просто дайте мне минутку, ладно? А потом мы побеседуем. Мы вместе во всем разберемся. Иди приведи себя в порядок. Кажется, я испачкала кровью твой свитер.
Я тянусь к руке Малькольма, потому что не могу взять за руку ее. Мне страшно, что я сломаю ее пальцы. Этот момент – хуже всего, что было до этого. Мама кажется такой хрупкой, такой слабой.
Раненой.
– Ладно, – говорю я, и каким-то чудом мне удается добиться, чтобы мой голос звучал уверенно. – Позови, если что-то понадобится. – Ее веки снова закрываются.