Девушки из Блумсбери

Зайдя в собственный кабинет, мистер Даттон остановился в шаге от разлохматившегося края ковра, на который свалился два месяца назад. В очередной раз он представил себя лежащим на нем с бедняжкой Эви Стоун рядом. Ему хотелось бы перестать думать о своем припадке и его продолжающемся влиянии на здоровье, но агрессивное лечение сердца этому не помогало. Теперь бедняжка Эви ушла, а за ней последовал и доктор Фисби с покровительством музея. Герберт Даттон ужасно просчитался по всем фронтам, и отказ в поддержке новой и самой беззащитной сотруднице оставил его с затянувшимися сомнениями в собственном лидерстве и рассудительности. В конце концов, он был тем человеком, который написал пятьдесят одно правило магазина, нарушать которые Эви Стоун просто отказалась.

Даттон повесил котелок и пальто на шерстяной подкладке и сел за заваленный бумагами стол. Он не видел конца и края горам писем и бумаг, которым позволил скопиться за время его недавнего больничного мистер МакДоноу. И все же он не мог заставить себя отчитать Алека за небрежность. Для начала, Герберт так и не избавился от ужаса того, что Алек узнал их с Фрэнком секрет. Пусть они и не обязаны были рассказывать никому правду, но их молчание на эту тему с Алеком, без сомнения, подточило их дружбу и уважение молодого человека. Герберт и Фрэнк не доверяли Алеку, и это не могло не ранить, пусть даже они и оказались правы в беспокойстве, что их отношения расстроят его. После неожиданного визита в их дом Алек становился все более отчужденным и рассеянным на работе. Мистер Даттон заметил, что и сам начал старательно избегать Алека, мистер Аллен вернулся к своим продолжительным поездкам по поместьям, и их дружба, с какой стороны ни посмотри, по сути, разрушилась.

Звонок дверного колокольчика наполнил мистера Даттона благодарностью за начало нормального рабочего дня. Успокоение его хрупких нервов сильно зависело от расписанной по часам рутины. Пятьдесят одно правило было прописано не только в качестве руководства для сотрудников, но и как единственная вещь, на которую Герберт Даттон мог опираться в жизни и мире, где обычные награды были ему недоступны. Не для него и Фрэнка были удовольствия разделенной жизни вне тайны их дома. Но в магазине и на бумаге мистер Даттон руководил всеми возможными катастрофами.

Даттон поднял глаза на цокот высоких каблуков по старым дубовым полам и увидел стоящих в дверях Грейс и Вивьен – все еще в пальто и шляпах и с черными сумочками, свисающими с левого локтя.

– Что ж, доброе утро – значит, вы пришли вместе?

Он внимательнее вгляделся в них и заметил, что у каждой в руке был белый конверт.

– Что это?

Они выступили вперед и положили письма на стол перед ним.

– Мы увольняемся, – прямо сказала Грейс с едва заметной дрожью в голосе.

– В качестве протеста против несправедливого увольнения Эви Стоун, – добавила Вивьен с одним только холодным и безжалостным негодованием.

Мистер Даттон методично открыл каждый конверт и положил на промокательную бумагу перед ним два коротких заявления. Читая их, он чувствовал, как на лбу вновь выступают бисеринки пота.

– Я не понимаю. Чем вы займетесь? Куда пойдете?

– Эти вопросы нас тут не оставят, – резко ответила Вивьен. – Это дело принципа. О котором управляющему стоило бы помнить.

– Мы очень благодарны за возможность быть частью магазина, – добавила Грейс. – Но мы здесь не обращаемся так с сотрудниками. Или не должны.

– И без уведомления? Вы планируете уйти прямо сейчас, сегодня, в нарушение пятьдесят первого правила и его четкого требования?

– Правила относятся ко всем или не относятся ни к кому, – ответила Вивьен с горечью в голосе.

– Это не так работает, – возразил он, слыша в своем ответную злость непонимания.

– Тогда и нас увольте, – ответила Вивьен, и они развернулись на каблуках и вышли через уставленный книгами коридор и через переднюю дверь – вместе, как делали каждый рабочий день с окончания войны.

Когда женщины окончательно покинули магазин, мужчины едва успевали справляться с работой. Алек МакДоноу в одиночку остался на главном этаже, и мистер Даттон теперь достаточно хорошо понимал его рабочие привычки, чтобы внутренне паниковать о хаосе в заказах, который неизменно последует. Фрэнк через силу согласился присутствовать в магазине так часто, как возможно, и пропустить несколько грядущих весенних распродаж. Мистер Рамасвами тоже вскоре должен был покинуть «Книги Блумсбери», и Герберт Даттон чувствовал, как будто его хорошо отлаженная книгопродажная машина последних тридцати лет загадочно и необратимо начала останавливать ход. Что еще хуже, ему больше не казалось, что шестеренки находятся в его собственных руках.

Герберт и Фрэнк вместе ужинали, жалуясь на катастрофы, которые последовали за уходом женщин этим утром и только грозили вырасти числом. После десерта они перешли в переднюю гостиную, как делали каждый вечер, когда Фрэнк был дома. Герберт начал методично читать две вечерние газеты, а Фрэнк по диагонали пролистывал брошюры для путешественников и «Нэшнл Географик».