Девушки из Блумсбери

Большое объявление в «Таймс» сообщало, что ранее потерянное первое издание «Мумии! Истории из двадцать второго века» недавно было обнаружено в лондонском книжном магазине. Новый частный владелец обратился к «Сотбис», чтобы организовать аукцион по продаже исторически важной находки пятнадцатого марта в офисе компании на Нью-Бонд-стрит, 34–35. Аукцион будет проводиться Ярдли Синклером, директором музейных услуг, в качестве выдающегося знака уважения к важности происходящего.

Внушительная стартовая цена в пятьсот фунтов заставила Лондон и всемирные рынки быстро обратить внимание на это объявление, и репортеры как из «Таймс», так и из «Дейли мейл» отправились освещать важное событие.

В день накануне объявления Ярдли с удивлением получил записку от Эви Стоун с просьбой встретиться за чаем в фойе «Савоя», где она втайне жила в качестве гостьи Мими Харрисон.

Как бы он ни удивился месту встречи, Ярдли еще больше был поражен, когда Эви аккуратно достала из своего кожаного портфеля хрупкое первое издание «Мумии!». Она спокойно, но настойчиво объяснила, что крайне редкая книга была публично вручена ей в качестве подарка от нанимателя после ее нежеланного и несправедливого увольнения на прошлой неделе, что в результате она обрела неоспоримое право владения и что хотела бы организовать аук- цион по продаже так быстро, как только возможно.

Ярдли хотел отложить его, чтобы организовать соответствующую оценку и нарастить ожидания. Какой бы бесценной и важной находкой ни была книга, она все еще была частью растущего канона научной фантастики. Три тома также страдали от относительно слабого интереса к их создательнице, женщине, до сих пор известной только садовыми инструкциями, нацеленными на домохозяек. Ярдли беспокоился, что мужчины-академики и кураторы не оценят книгу должным образом, оставив безработной Эви всего несколько сотен фунтов за все труды.

Но Эви непреклонно настаивала, что аукцион нужно провести как можно скорее и со стартовой ценой в пятьсот фунтов. Ярдли в ответ предложил цену в две сотни. Зная, что Эви потеряла очередную работу и была в Лондоне совсем одна, Ярдли хотел удостовериться, что книгу все-таки купят за минимальную цену. По его экспертному мнению, двести фунтов были ценой разумной и достижимой и составляли почти полугодовую зарплату молодой женщины. Эви, однако, была несгибаема и победила.

Несколькими днями позже Ярдли с удивлением узнал от раздраженного Фрэнка Аллена об увольнении оставшихся сотрудниц «Книг Блумсбери» в тот же день, когда объявление об аукционе было напечатано в «Таймс». Ярдли потом всю жизнь будет гадать, какое бесславное событие было первым. Так или иначе, он подозревал, что публичное объявление о продаже привело к такому хаосу и бешенству среди управления магазина, что женщины мудро выбрали время для того, чтобы его покинуть.

Уже сдавшись Эви по нескольким важным пунктам, Ярдли с большим энтузиазмом согласился на еще один: на выбор пятнадцатого марта для аукциона. Эта дата была передана ему Эви от лица Вивьен Лоури, бывшей коллеги Эви в «Книгах Блумсбери». Ярдли прекрасно знал об исторической важности даты в качестве мартовских ид.

Крайний срок выплаты всех долгов у римлян, и день, когда dictator perpetuo[8] Юлий Цезарь встретил свой печально известный конец.

Глава сороковая

Правило № 34

Персонал не должен путать работу с развлечением

Алек МакДоноу работал в магазине поздно вечером в одиночестве. Сердце его не было в работе, и уже не в одном смысле. Недавно он пропустил пинту в «Ягненке» с Сэмюэлем Беккетом. Алек пригласил драматурга выпить в надежде на совет для собственных писательских потуг, как поступал со многими известными гостями за прошлые годы.

Беккет закрыл страницы последнего рассказа Алека и рассмеялся.

– Парень, почему бы тебе не переспать с ней, да и не покончить с этим.

Алек в ужасе почувствовал, что щеки заливаются краской, как у школьника.

– Послушай, – Беккет поерзал на сиденье и положил обе ладони на маленький дубовый столик, – писательство – кровавая забава. Ты должен желать его больше всего на свете. Желаешь?

Алек не хотел показаться нерешительным новичком, но под пронзительным взглядом Беккета, перед его морщинистым лбом именно им он себя вдруг и почувствовал. Он знал, что человек, настолько известный прагматичностью, как Беккет, не будет тратить время ни на что, кроме холодной, жесткой правды.

– В писательстве мне нравится все, кроме писательства.

– Ну, по крайней мере, честно. Это я уважаю. – Беккет вздохнул и поднял маленькие круглые очки на лоб.

– И что же мне тогда делать? Кроме как расставлять книги в магазине.

– Боюсь, остается только одно. – Голубые глаза Беккета дружелюбно сощурились. – Стать редактором.