Татарские у него эти штучки под зеркалом качаются. Верующий, значит. Не станет много брать. По-божески возьмет, двести или триста. А как больше? Как скажет — пятьсот? Есть у меня пятьсот, и куда я денусь — отдам. А дальше-то как? До поселка доеду, а с чем ждать пособие на карточку целую неделю? Сразу, как приехали, по соседям ходить? Там яйца одолжить, там огурчики, туда за молоком. Пока свое что-то вырастет. Ладно еще к концу отпуска — там понятно, деньги заканчиваются. А тут приехала — и нате вам. А не дам я ему пятьсот? Где же это видано? За пятьсот от Феодосии до Керчи можно доехать. Видит, что мы в безвыходном положении. Ишь, глаза очками прикрыл. Стыдно ему, может быть. Так и скажу — где это видано. Зина-чеченка говорила, что вдову и сироту обижать у них большой грех. Так ему и скажу. Так и сделаю. Дам ему эти пятьсот и так ему и скажу: забирай, скажу, но знай, что обидел ты вдову и сироту. Аллах твой тебя накажет. Есть у тебя совесть — бери, скажу. Вот подвески твои болтаются на что? Так и скажу ему.
О, Господи, как гора с плеч свалилась. Так и скажу.
И если совесть у него есть, он сдачу отсчитает. Толстый, гладкий, музыку включил — мурлычет. Теперь главное, чтоб не забыть и самой не уснуть. Старуха эта еще через проход. Все говорит что-то, а я и не слушаю. Собаку мне отравил сосед. Скотина. Вот этот «Серебряный век». Сволочь. Что два первых моих были сволочами. Третий хороший был, послушный. Дочку в музыкальный интернат устроила — все сделала для нее, суки. Сама комендантом работала. Теперь сосед попался. «Серебряный век». Сволочь. Только бы не заснуть. Только бы не заснуть. А она все время бормочет и считает. Четыреста тридцать до Феодосии, кофе десять, пирожок двадцать, пенсия три шестьсот, минус Феодосия. Деньги проклятые эти. Снова о них думаешь. Да как не думать — все так и скажу ему, как решила. Бери, скажу. Не буду ничего выпрашивать, и сдачи потом не возьму. Обидел ты вдову и сироту. Не по-божески поступил, не по-человечески. Посмотри, скажу, как мы сумку-то ворочаем, он мне не дает, сам ручонками своими хватает, помогает. А ты… Совести у тебя нет. Смотрит. Снял очки-то уже. Смотри, смотри, может, совесть у тебя какая отыщется. Потом, говорит, все потом.
Скумпии пушистые цветут. Степь уходит туда за горизонт. Как же красиво здесь! Вот и поворот близко. Это первый, не нужен он нам. Проскочил. Видно, знает. А как второй проскочит? Старуха спит уже — замолчала. Ей, видать, до самой Керчи. Чего ей беспокоиться? Давай-ка, сынок, сумку-то снимем. Поворот наш скоро уже. Возле поворота остановите нам, пожалуйста. Да помню, помню. Сейчас поближе подъеду — остановлю. Сколько с нас от Феодосии до поворота? Вы потом сказали. Да ничего не надо. Мы… Ничего, я же вам говорю. Спасибо! Улыбается. Хороший такой мальчик. Сам, наверное, недавно еще таким был. Или тоже сирота, как этот. Спасибо! Давай, сынок, оставь ты эту сумку. Отдохни немного.
Марина ЗАРЕЦКАЯ / Кёльн /
Родилась в Казани. По образованию экономист. Стихи и проза публиковались в периодической печати Москвы, Казани, Екатеринбурга, Новосибирска, Вильнюса. В 2000 году переехала с семьей в Германию. Автор сборника стихов «В мире грез», «Кругом шестнадцать». Участница поэтической антологии «Как время катится в Казани золотое» (2006). Участница антологий «Гул былого» (2004) и «Сердце в ладонях» (2007), вышедших в Санкт-Петербурге.
Остров Хонсю
«Через кроличью нору в страну чудес…»
«Очередная неудача…»
Осень