Дежурный после полуночи

– Но сам понимаешь: худшее позади. И, уверена, с остальным ты тоже справишься. И ты сможешь жить.

– Жить? – внутри до сих пор что-то надрывалось от такого обыденного слова. – И что мне делать? Для чего жить?

– Кто знает? – девушка наклонила голову и хитро прищурилась. – Попробуй что-то новое. Ты столько лет посвятил работе, а единственное, что делал в свободное время, – болтался по лесам да горам. А вокруг ещё столько всего, уверена, тебе что-то точно приглянется, если тщательно поискать…

Мужчина отошёл в сторону и прислонился лбом к холодному стеклу вагонной двери:

– Ты приглядишь за ними?

– Конечно. И подожду тебя сколько потребуется. И все они тоже, – Аня кивнула на проступающие очертания пассажиров. – Мы никуда не денемся. В конце концов, может, для нас пройдёт лишь мгновение? Или миллиард лет. Неважно, однажды мы всё равно будем вместе.

Николай кивнул, отлип от дверей, застыл в проёме в одном шаге от платформы и вновь всмотрелся в любимые изумрудные глаза:

– Скажи мне, это было больно?

– Да, – твёрдо и быстро констатировала девушка. – Но не смерть. Я лежала у нас в спальне, за ноутбуком. Доделывала план нового проекта, и всё закончилось в одно мгновение. Я даже ничего не заметила. Больно было видеть всё то, через что ты проходишь и как изо дня в день терзаешь себя.

– Там, на склоне, – в голове возникли воспоминания худшего момента в жизни: затихающей Элли на руках, растекающегося по венам препарата и женского силуэта рядом. – Это же была ты? Настоящая ты.

Аня вновь не сдержала слёзы и быстро закивала. С перрона раздался последний гудок. Судя по расписанию на электронном табло, до отбытия оставалась минута. Николай застыл мраморной статуей, а после громко выдохнул:

– Думаю, я готов.

– Тебе предстоит чертовски много работы, – лучезарно улыбнулась девушка и, придвинувшись, тепло поцеловала потрескавшиеся мужские губы. Прикосновение, которое хотелось растянуть на вечность, оборвалось в одно мгновение, и Аня отстранилась, нервно указывая на табло. Николай сделал роковой шаг и оказался на платформе.

– Жить – сложнее, чем многим кажется, – девушка сияла счастьем ярче, чем миллиард звёзд на небосводе, а потом вообще залилась несравненным чистым смехом. – Только думай обо мне не слишком часто, ладно? Минут по пять каждый вечер будет вполне достаточно.

– До встречи, любовь моя, – видя радость на женском лице, Николай тоже невольно улыбнулся. Двери тамбура наконец закрылись, и бесконечный состав двинулся по рельсам. Пространство вокруг начало растворяться в белом свете. Кожа ощутила солнечные лучи и дуновение морского ветра. Слух уловил шум бьющейся о борт воды и знакомые голоса.

Николай открыл глаза и тут же зажмурился обратно. Слишком яркое солнце почти обожгло сетчатку. Мужчина зашипел и попытался прикрыть лицо руками, но пошевелить удалось лишь левой, правая отозвалась резкой болью.

– Эй, эй, тише! – на плечо легла тяжёлая ладонь, а перед едва приоткрытыми глазами показались очертания другой мельтешащей кисти. – Сколько пальцев видишь?

– Вась, прекрати, – узнав товарища по голосу, проскрежетал врач.

– Тихо! Сколько пальцев?

– Три, – на мгновение разомкнув глаза, посчитал Николай и вновь спрятался от слепящих лучей, закрыв веки.

– То-то же! – довольно пробурчал музыкант, отпуская мужчину.

Свет понемногу становился мягче, и спустя полминуты врач, создав козырёк ладонью, сумел немного оглядеться. Деревянная палуба баржи была забита сидящими и лежащими беженцами. Участники родной группы расположились тут и там вместе с совсем незнакомыми фигурами, а сам Николай, как оказалось, сидел на пластиковом стуле у самого бортика кормы. Вокруг судна раскинулась бескрайняя вода без намёка на какую-либо сушу. Взгляд упал на правую руку: на конечность была наложена тугая самодельная шина из деталей лодочного весла, ремней и тряпок, а по всей длине предплечья тянулась бордово-фиолетовая полоса.

– Что ты делаешь тут? – Николай повернулся к сидящему на палубных досках Василию.

– Дежурю возле тебя, что ещё, – усмехнулся музыкант и кивнул на три лежащие в тени поодаль фигуры. – У Любы и Наты и так хватает возни. Пусть немного передохнут. Вот я и вызвался.

– Сколько? – чуть хрипя от жажды, произнёс врач. – Сколько времени прошло?

– Почти три часа.

Василий, словно угадав желание, протянул бутылку с водой – Николай жадно впился в горлышко, залпом вливая в себя почти литр, и довольно вздохнул, вновь оглядывая океан вокруг.

– Мы уже в сорока километрах от берега, – перехватил и добил напиток музыкант. – Приходится идти лишь в половину от возможной скорости, чтобы не рисковать. Погляди, кстати, что раздобыл. – Василий потянулся куда-то в сторону и вынул на свет старое выцветшее банджо. – У капитана нашей посудины одолжил. Мне не дали нормально поиграть, пока ты спал, но раз очухался – давай зарядим уже! Сто лет ничего не исполнял!

Все органы чувств наконец полностью восстановились, и слух уловил то и дело переходящий на повышенные тона разговор. Николай сощурился и разглядел неподалёку Березина, активно ругающегося с каким-то крупным бородачом.

– А что происходит?