Читаем Диалоги. Извините, если кого обидел. полностью

— Необыкновенной мудроты человек, ещё раз убеждаюсь. А какова отвага?! Святой! Истинно! Можно, я куплю ему носки?

— Шерстяные. На 46 размер и цвета немаркого.

— Мой размерчик! Буду искать.

— Ура! Так я этим уже не заморачиваюсь?

— Конечно. Я буду искать лучшие. А я буду потом показывать на мужнины ноги кончиками ногтей и говорить: «Смотрите, это носки от самого писателя-Березина! Да-да! Того самого, который вёл когда-то литературный кружок».

Диалог DCCCLIII

— А это не Ройфе? А то ко мне сегодня Ройфе пришёл.

— Разве что под псевдонимом. А зачем к тебе приходил Ройфе? Обеспокоен. Надеюсь, жертв и разрушений нет?

— Нет. Мы с ним беседуем о фантастике. Как всегда, в общем. Лукин* — это Гоголь*, а Гоголь — это Лукин.

— Понятно. Государь император — скотина, а войну мы проиграем. С пониманием.

— Видишь ли, я всё боюсь, что он меня за кого-то другого принимает. За человека, жутко озабоченного судьбами Корпорации «Фантастика», например. А ведь, как говорил Швейк: «На всё надо смотреть беспристрастно. Каждый может ошибиться, а если о чем-нибудь очень долго размышлять, уж наверняка ошибёшься. Врачи — тоже ведь люди, а людям свойственно ошибаться. Как-то в Нуслях, как раз у моста через Ботич, когда я ночью возвращался от “Банзета”, ко мне подошел один господин и хвать арапником по голове; я, понятно, свалился наземь, а он осветил меня и говорит: “Ошибка, это не он!” Да так эта ошибка его разозлила, что он взял и огрел меня ещё раз по спине».

— Да, у меня тоже такое ощущение, что у вас с Ройфе аналогичная ситуация, с арапником. У нас с ним такое уже было. Он крайне, крайне увлекающийся человек.

Однако что касается того, за кого он тебя принимает — он же сказал это открытым текстом: за прозябающего в неведении зоила, который судорожно пытается примазаться к фантастической корпорации, хотя бы даже критикуя ее, дабы его не забыли потомки.

— Нет-нет. Я раньше так думал — теперь он считает, что я хочу остаться в истории как человек, который стоит на границе фантастики и прочего мира, и записывает в книжечку всех проходящих как таможенник.

Но когда фантастика захватит весь мир, меня выгонят с работы. И это случится очень скоро — таков его вердикт.

— Запиши меня в книжечку, а я три-четыре раза пройду туда-сюда, на бис.

— Мне ещё не выдали — я как раз в эти минуты плавно подвожу коллегу Ройфе к тому, что мне нужно выдать книжечку, сапоги и считать год за два.

Диалог DCCCLIV

— Как-то не хочется наговорить лишнего.

— Отчего ж не наговорить? Это тоже опыт — что ж, бояться до тех пор, когда мы все станем старичками и станем плохо слышать? Ну так и тогда можно наговорить лишнего в раструбы слуховых аппаратов. Все будут сидеть как два десятка Циолковских с граммофонными трубами в ушах.

— Да, прямо представляю, как я трублю в ухо какому-нибудь N.

— …к тому же, половина должна быть слепенькими — поэтому то и дело хватают собеседника то за нос, то за ухо, то за пуговицу.

— А некоторые ездят не механических колясках, застревают в проходе, опутаны трубочками, булькают и похрипывают.

— А трубочки всё время рвутся — как в фильме «Бразилия».

— Блин, фэндом как живой. Так и вижу. Но ведь он практически и сейчас такой?

Диалог DCCCLV

— Лучше, конечно, новости не смотреть. Ни наши, ни ихние. Ну их нафиг эти новости, от меня это всё далеко, пусть сами там разбираются, мне-то какое дело. Но коль скоро я их всё-таки время от времени смотрю, то возникает куча вопросов, на которые волей-неволей начинаешь искать ответы. Сегодня увидела, что происходит в Газе после того, как оттуда ушла израильская армия.

— Ну а что происходит? Что должно происходить, то и происходит. Когда эти арабские макаки вели себя по-другому? Было бы странно ожидать от них цивилизованного поведения и поддержания порядка на занятых территориях. Всё вполне ожидаемо и предсказуемо — что можно спиздить, то спиздили, а что нельзя, то разрушили и сожгли. Удивляет только одно. Израиль никогда не миндальничал с арабами, а планомерно и весьма эффективно отвоёвывал территории у стран с численностью населения на порядок большим, нежели израильское. А по совокупности население арабских стран, перманентно пребывающих в конфликте с Израилем, и на два порядка больше. Однако ж это никогда не мешало Израилю побеждать в войнах.

— С чего вдруг сейчас уступили какой-то малочисленной кучке засранцев? Категорически мне это непонятно. Я сама-то, конечно, сионист в глубине души. И во всех арабо-израильских конфликтах стойко пребываю на стороне Израиля.

— По одной простой причине. Мне насрать на политические убеждения и партийную принадлежность лидеров воюющих стран, но уровень жизни рядового населения в Израиле и в арабских странах несопоставим. Несопоставим даже с теми арабскими странами, где есть нефть практически под каждым домом. А для меня уровень жизни и социальная защищённость каждого отдельного гражданина страны это единственный критерий вменяемости государства и нормальности экономики.

— Я думаю, что дело вот в чём. Ключевое понятие для меня в том, что Израиль — воюющая страна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / Публицистика