Диалоги. Извините, если кого обидел.

— В науке есть такое понятие — индекс цитирования. Тоже вещь небезупречная, но я считаю произведение успешным, когда оно становится фактором культурных разговоров. То есть, говорят не собственно о книге, а о фразе типа «Знаете, вот у Тынянова один герой говорит…», etc.

— Писательство — это: служение? способ самовыражения? профессия? Свой вариант?

— Это всего понемногу. Для меня есть, помимо этих, ещё способ изучения мира. Я — рассказчик историй, которые, как я считаю, не должны пропасть.

— Вы презираете людей, пишущих коммерчески успешные тексты (пишущих высоколобые опусы)? Что должно произойти, чтобы вы их не презирали? (вариант с прекращением деятельности оппонента не предлагать).

— Конечно, нет. Совершенно невозможно презирать людей за успех, если это честный успех. Я, правда, с иронией отношусь к мошенникам. Это, например, человек, что написал успешную книгу, которая по совместительству является полным говном. И вот он кривляется, говорит, что это — концепт (слово хуже «мейнстрима»). Или когда человек нанял толпу галерных рабов, выпускает книги и говорит о себе не как об эффективном менеджере, а как о писателе.

Или есть «элитарная» литература узкоспециального толка, которая превращается в спорт по выбиванию грантов — от сообществ гомосексуалистов, поэтических организаций, национальных структур… То есть текст живёт не смыслами и образами, не сцеплениями букв, а маркетинговыми ходами.

То есть, я не против дешёвого вина — только оно должно быть продано за свою цену. Я против мошенничества и подделок.

— Последний вопрос: назовите 20 книг, которые вы перечитываете с детства и будете перечитывать всегда. Почему вы их перечитываете? Как вы думаете, это коммерчески успешные книги (бренды считаются)?

— Этот вопрос очень традиционный. Были ещё такие комсомольские диспуты шестидесятых годов: «Какую бы ты книгу взял с собой в космос»? (Самое смешное, что ответ в контексте мировой культуры напрашивался сам собой — Книга Книг никуда не подевалась, но ряд можно разнообразить в рамках прочих конфессий.

Вместо унылого перечисления я расскажу про те книги, которые мне интересны с разных точек зрения.

Это литература двадцатых годов — совершенно различная, от ЛЕФовской группы до «Серапионовых братьев», от Фурманова и Островского до Рейснер и Раскольникова, от Паустовского до Пришвина… Нет, понятно, что среди писателей того времени полно ужасных упырей, но это живая литература. Которую можно пародировать (современную русскую литературу пародировать невозможно), это кипение жизни и стилей.

Когда-то я встретил суждение о том, что перед травматической гибелью организм выбрасывает в кровь всё лучшее — «хватай мешки, вокзал отходит». Я не знаю, так ли это, или же писатель, описавший это — солгал.

Но метафора для меня важна — потому что оригинальная русская литература для меня кончилась в год смерти Андрея Платонова.

Диалог CMXXII

— Я лучше приведу сразу несколько канонов в отечественной фантастике — первый, условно говоря, «Страна багровых туч» (Канон, не Стругацкими придуманный — ещё в пятидесятые). Второй — канон «Понедельник начинается в субботу», Возвращение и проч. Это действительно родило множество подражателей. Третий канон «Град», «Жук» и др. Тут подражателей меньше. Четвёртый (уже не канон, а стиль того, что делает сейчас оставшийся в живых брат). Это подражателей, видимо, иметь не будет. Второй и третий типы действительно стилеобразующие, да.

— Вы относите к третьему канону «Град» и «Жук» — хотя «Жук», хоть по времени и рядом написан, но ведь другой совершенно по стилю

— Вся трилогия о Каммерере — это по жанру ещё фантастика, а вот «Град» — уже нет. Но вот то, что стилеобразующие эти типы — это я так и предполагал. Просто мне тут все говорят, что у АБС вообще нельзя разделять идеологию и собственно творчество, хотя если и случилась у них «идеология», то случилась явно постфактум, вытекла из романа уже после романа, а не до него

— Вот я к чему про мейнстрим спрашивал. Ясно, что понятие недоработанное, но мейнстрим — это тогда, когда практика (сам текст) случается раньше идеологии, потому-то АБС — и мейнстрим, а Набоков с Пастернаком, который постоянно рефлексировали на предмет текста да текста — не мейнстрим. Причём, в дефиниции нет ни грамма осуждения или ещё чего-то там. Просто разный взгляд и разный метод.

— Ну, во-первых, это определение мейнстрима мне решительно непонятно. Строго говоря, оно не определение. Вот если бы вы сказали, мейстрим — это…, отличающееся тем-то и тем-то. А то получается, что главным критерием является наличие у автора рефлексии. Типа вот Толстой мучался — это не мейнстрим, Николай Островский мучился, но не по поводу текста — обратно мейнстрим.

— Хорошо, оставим мейнстрим на будущее (все-таки мне надо определить его как словарную статью, так я понимаю…) — спасибо, что дали повод задуматься об определении, это, как оказалось, действительно важно.