Диалоги. Извините, если кого обидел.

— Хм, два толчка языка и между ними отпрядывание назад со смыканием губ? Лесенка спуска нового квадратичного Гумберта во влажный зев? Не спуска… Нет! Падения!

— Э… Да у меня и зубов-то нет. Все съел. Как Холстомер.

— Беда какая! Значит, у Вас вставные челюсти?! Это упущение для рекламиста, и меняет дело. Я должна над этим подумать… Подумала. Какой ужас. Тем более такие неприятные ассоциации с лошадкой.

— Но очень прочные! Очень прочные, да!

— Меня тревожит, что так вы покатитесь по кривой дорожке дяди Юлиуса. Сначала вставные челюсти, потом попадете в мир сказок… очень тревожит.

— Да, судьба его в этом смысле не баловала. Тогла надо одновременно позвать Хильдур и Фриду.

— Коридор, говорите? В первый раз слышу. Фрида — это лысая такая? А подругу её я по имени забыл…

— Да, жизнь вообще имеет много изгибов, наподобие тех труб, что сантехники знают по именам. Хорошо, что напомнили. Подруга у меня — домработницей. Сосватать?

— Не соблазняйте меня.

— Никогда её ни о чем не просите — сама придет и все помоет.

— Точно. Но хорошо ли? Будет ли под батареей пыль вычищать? А в саму батарейю мокрой тряпкой полезет? А за унитазным бачком протрёт? А под кроватью? А то знаем мы их — как до кровати дойдёт, сразу в кусты. Надинамят.

— Кофе помелют кошки. Насчёт надинамят — жду от Вас рекламных текстов.

— Знаете, какие я видел рекламные сюжеты? Про стоматологов? Та сидят все в палаточном лагере, и вдруг зажигается слепящий свет, а на поляне обнаруживается стоматологическое кресло и суровый маньяк в белом халате — пожалуйте бриться! А к тем, кого недолечит маньяк-стоматолог, к тем, кто сумел схорониться под пологом палатки или под какой другой корягой, утром придет страшный чорный бобёр с огромным тубусом травяной пасты, и вот тут-то начнется форменное светопреставление.

— Действительно, жуть. Я, кстати, давно спрогнозировал свою реакцию на возможное предложение проверить зубы в общественном месте. Скорее всего, навязчивому дантисту пришлось бы лечить челюсти самому.

— Ну там есть ещё Волк, Который Ест Траву.

— А ведь, и правда. Что эти креаторы курят интересно?

Диалог CMLV

— Сомневаюсь, что на Руси пели «Гаудеамус» — сомневаюсь что-то.

— Жюль Верн описывает, как русские студенты, услышав «Гаудеамус», в пику немцам поют «Боже, Царя храни».

— Как исторический источник Жюль Верн, мягко скажем, сомнителен, но у меня все-таки есть ощущение, что «Гаудеамус» запели много позже.

— Вы знаете, тут некоторая терминологическая путаница — во-первых: «Гаудеамус» существовал в Московском университете ещё при Герцене. И раньше, конечно. В Санкт-Петербурге, где университет строился по западному образцу, традиции завозились вместе с преподавателями. А преподаватели-иностранцы (как и совершившие паломничество за знаниями русские) учились не в Стамбуле и Бомбее. Другое дело, что студенческая корпоративность была разной в разных университетах.

Поэтому — во-вторых. Вы говорите о русских университетах, но Дерпт (Юрьев) был вполне себе на территории Российской империи. А уж там-то корпоранты и другие студенческие правила существовали изначально. Верн как раз пользовался рассказами о Дерпте, полагаю. Впрочем, о жизни Дерпта в конце позапрошлого века можно посмотреть внятные воспоминания Викентия Вересаева.

Диалог CMLVI

— Мне бы на месте Шевчука по ночам было страшно. Смены нет, адептов нет. Подступает одиночество, младшие унесли кольцо, то есть лиру — топить её в вулкане.

— А ему, по-моему, действительно страшно. Недаром он так орёт и прёт танком на попсу и прочее, что ему не нравится.

Диалог CMLVII

— Хотим мы или нет, но семидесятые действительно были единственным спокойным десятилетием прошлого века. А вот добром или злом обернулась эта доброта — да, вопрос.

— Для кого? Для Чили со всей Латинской Америкой — вовсе нет. Для Вьетнама — отнюдь. То, что происходило на национальных окраинах в СССР и вовсе малоизучено. Это похоже на пьянку — когда тебе кажется, что когда ты пьёшь — хорошо и спокойно, а вот когда утром похмелье, это значит, что сменились времена. Всё дело в том, что похмелье — часть пития. Когда шансы проёбываются, всегда кажется, что освободилось время и пришло спокойствие.

Диалог CMLVIII

— К нам приходил специальный человек. Из служб. Спрашивал, что и как.

— У меня отчего-то нет внутреннего противления этому. Вот, в Израиле всех въехавших (пятнадцать лет назад — сейчас не знаю) тоже вызывали. Нормальное дело — воюющая страна, да и билет оплачивали.

Тут моя позиция такая, если бы меня позвали куда, то сходил бы. Без трепета, но с пониманием. То есть, зная всю ауру службы, следя за речью — но что ж не сходить.

— Мне бы хотелось, чтобы они эффективнее как-то работали. Потому что устраивать беседы с организаторами научных конференций только потому, что отделение называется «Русская филология» — это явно неэффективная работа. Насколько я знаю, к эстонским ученым постоянно ездят коллеги из России, но их от работы не отрывают. Кроме того, Эстония входит в Евросоюз и НАТО, которые, по-моему, ни с кем не воюют.