Сокр. Так отвечай же мне теперь на тот вопрос, который я недавно хотел предложить тебе: таково ли твое мнение по отношению ко всем искусствам, что из одного и того же искусства необходимо приобретаются одни и те же знания, а из различных не одни и те же, но как скоро искусство будет особое, то и знание должно быть отличное?
Ион. Мне кажется, так, Сократ.
Сокр. Стало быть, кто не знает какого-нибудь искусства, тот не будет в состоянии хорошо знать относящихся к тому искусству слов и дел.
Ион. Твоя правда.
Сокр. Возвратимся же к произнесенным тобою стихам: кто лучше узнает, хорошо ли говорит их Омир, – ты или кучер?
Ион. Кучер.
Сокр. Вероятно потому, что ты рапсодист, а не кучер?
Ион. Да.
Сокр. А искусство рапсодиста отлично от кучерского?
Ион. Да.
Сокр. Если же отлично, то и доставляемое им знание относится к отличным предметам.
Ион. Да.
Сокр. Что же теперь? когда Омир говорит[409], что Гекамида, наложница Нестора, предложила раненому Махаону принять лекарственный напиток, и когда дело описывается как-то так:
С этим прамнийским вином натерла козьего сыруТеркою медной, а возле питья был лук на закуску, —тогда которому искусству лучше распознавать, правильно ли рассуждает Омир, – врачебному, или рапсодическому?
Ион. Врачебному.
Сокр. Ну, а когда он говорит[410]:
Быстро богиня, подобно свинцу, в глубину погрузилась,Ежели он, прикрепленный под рогом вола степового,Мчится коварный, рыбам прожорливый гибель несущий, —лучше ли, скажем, судить об этом искусству рыболова, или рапсодическому, что значат и до какой степени справедливы слова его?
Ион. Очевидно, искусству рыболова, Сократ.
Сокр. Смотри еще, положим, ты спросишь меня: если у Омира, Сократ, ты находишь нечто такое, о чем должны судить эти искусства порознь; то найди мне также у него рассказ, свойственный провещателю и провещанию, – такой рассказ, в котором только провещание могло бы распознать, хорошо или худо говорит поэт. – Смотри, как легко и верно[411] я буду отвечать тебе. Этого предмета Омир касается во многих местах Одиссеи. Вот что, например, провещатель Феоклимен, из дома Меламподидов, говорит женихам[412]:
Жалкие люди! какие страданья вы терпите? НочьюГоловы ваши, лица, все члены до пяток закрыты;Тяжкие вздохи вас жгут, а ланиты от слез раскраснелись;Призраков сени полны, да и двор ими также наполнен;В мраке эреба они все идут погрузиться; и солнцеС неба ушло, неприязни враждебная тьма наступила.Много подобных мест и в Илиаде; например, битва у стены, о чем Омир говорит так[413]:
Ров перейти хотели они, но явилась им птица,В выси парящий орел, отсекавший войско налево;Мчал он в когтях обагренного кровью огромного змея;Змей еще жив был, крутился и брани с орлом не оставил;Взвившись назад, своего похитителя близ самой шеиВ грудь уязвил он; и тот его бросил на землю, от болиСильно страдая; и змей очутился среди ополченья;Сам же он, крикнувши громко, понесся по веянью ветра.Это и подобное этому, скажу я, должен рассматривать и оценивать провещатель.
Ион. Ты правду таки говоришь, Сократ.
Сокр. Да и твои-то слова эти, Ион, справедливы. Выбери-ка и ты мне, как я выбрал тебе кое-что, частью из Одиссеи, частью из Илиады, и показал, что́ относится к провещателю, что́ к врачу, что́ к рыболову, – выбери и ты мне, так как в стихотворениях Омира твоя опытность, Ион, выше моей, и укажи, что́ относится к рапсодисту и рапсодическому искусству, что́ рапсодист может рассматривать и различать лучше всех других людей.
Ион. Я рассказываю всё, Сократ.
Сокр. Но прежде-то говорил, Ион, что не всё: неужели ты так забывчив? ведь рапсодисту верно не годилось бы иметь слабую память.
Ион. Да что же я забываю?
Сокр. Ты не помнишь, что искусство рапсодическое признано тобою отличным от кучерского?
Ион. Помню.
Сокр. И не согласился ли, что искусство, отличное от другого, сообщает и отличные от других познания?
Ион. Да.
Сокр. Стало быть, и рапсодическое; – и рапсодист, пользуясь своими способами, не всё будет знать.
Ион. Но, может быть, кроме таких только вещей, Сократ.