Читаем Диалоги об Атлантиде полностью

Сокр. Так отвечай же мне теперь на тот вопрос, который я недавно хотел предложить тебе: таково ли твое мнение по отношению ко всем искусствам, что из одного и того же искусства необходимо приобретаются одни и те же знания, а из различных не одни и те же, но как скоро искусство будет особое, то и знание должно быть отличное?

Ион. Мне кажется, так, Сократ.

Сокр. Стало быть, кто не знает какого-нибудь искусства, тот не будет в состоянии хорошо знать относящихся к тому искусству слов и дел.

Ион. Твоя правда.

Сокр. Возвратимся же к произнесенным тобою стихам: кто лучше узнает, хорошо ли говорит их Омир, – ты или кучер?

Ион. Кучер.

Сокр. Вероятно потому, что ты рапсодист, а не кучер?

Ион. Да.

Сокр. А искусство рапсодиста отлично от кучерского?

Ион. Да.

Сокр. Если же отлично, то и доставляемое им знание относится к отличным предметам.

Ион. Да.

Сокр. Что же теперь? когда Омир говорит[409], что Гекамида, наложница Нестора, предложила раненому Махаону принять лекарственный напиток, и когда дело описывается как-то так:

С этим прамнийским вином натерла козьего сыруТеркою медной, а возле питья был лук на закуску, —

тогда которому искусству лучше распознавать, правильно ли рассуждает Омир, – врачебному, или рапсодическому?

Ион. Врачебному.

Сокр. Ну, а когда он говорит[410]:

Быстро богиня, подобно свинцу, в глубину                                                           погрузилась,Ежели он, прикрепленный под рогом вола степового,Мчится коварный, рыбам прожорливый гибель                                                             несущий, —

лучше ли, скажем, судить об этом искусству рыболова, или рапсодическому, что значат и до какой степени справедливы слова его?

Ион. Очевидно, искусству рыболова, Сократ.

Сокр. Смотри еще, положим, ты спросишь меня: если у Омира, Сократ, ты находишь нечто такое, о чем должны судить эти искусства порознь; то найди мне также у него рассказ, свойственный провещателю и провещанию, – такой рассказ, в котором только провещание могло бы распознать, хорошо или худо говорит поэт. – Смотри, как легко и верно[411] я буду отвечать тебе. Этого предмета Омир касается во многих местах Одиссеи. Вот что, например, провещатель Феоклимен, из дома Меламподидов, говорит женихам[412]:

Жалкие люди! какие страданья вы терпите? НочьюГоловы ваши, лица, все члены до пяток закрыты;Тяжкие вздохи вас жгут, а ланиты от слез                                                       раскраснелись;Призраков сени полны, да и двор ими также наполнен;В мраке эреба они все идут погрузиться; и солнцеС неба ушло, неприязни враждебная тьма наступила.

Много подобных мест и в Илиаде; например, битва у стены, о чем Омир говорит так[413]:

Ров перейти хотели они, но явилась им птица,В выси парящий орел, отсекавший войско налево;Мчал он в когтях обагренного кровью огромного змея;Змей еще жив был, крутился и брани с орлом                                                            не оставил;Взвившись назад, своего похитителя близ самой шеиВ грудь уязвил он; и тот его бросил на землю, от болиСильно страдая; и змей очутился среди ополченья;Сам же он, крикнувши громко, понесся                                                       по веянью ветра.

Это и подобное этому, скажу я, должен рассматривать и оценивать провещатель.

Ион. Ты правду таки говоришь, Сократ.

Сокр. Да и твои-то слова эти, Ион, справедливы. Выбери-ка и ты мне, как я выбрал тебе кое-что, частью из Одиссеи, частью из Илиады, и показал, что́ относится к провещателю, что́ к врачу, что́ к рыболову, – выбери и ты мне, так как в стихотворениях Омира твоя опытность, Ион, выше моей, и укажи, что́ относится к рапсодисту и рапсодическому искусству, что́ рапсодист может рассматривать и различать лучше всех других людей.

Ион. Я рассказываю всё, Сократ.

Сокр. Но прежде-то говорил, Ион, что не всё: неужели ты так забывчив? ведь рапсодисту верно не годилось бы иметь слабую память.

Ион. Да что же я забываю?

Сокр. Ты не помнишь, что искусство рапсодическое признано тобою отличным от кучерского?

Ион. Помню.

Сокр. И не согласился ли, что искусство, отличное от другого, сообщает и отличные от других познания?

Ион. Да.

Сокр. Стало быть, и рапсодическое; – и рапсодист, пользуясь своими способами, не всё будет знать.

Ион. Но, может быть, кроме таких только вещей, Сократ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Что будет, если академический искусствовед в начале 1990‐х годов волей судьбы попадет на фабрику новостей? Собранные в этой книге статьи известного художественного критика и доцента Европейского университета в Санкт-Петербурге Киры Долининой печатались газетой и журналами Издательского дома «Коммерсантъ» с 1993‐го по 2020 год. Казалось бы, рожденные информационными поводами эти тексты должны были исчезать вместе с ними, но по прошествии времени они собрались в своего рода миниучебник по истории искусства, где все великие на месте и о них не только сказано все самое важное, но и простым языком объяснены серьезные искусствоведческие проблемы. Спектр героев обширен – от Рембрандта до Дега, от Мане до Кабакова, от Умберто Эко до Мамышева-Монро, от Ахматовой до Бродского. Все это собралось в некую, следуя определению великого историка Карло Гинзбурга, «микроисторию» искусства, с которой переплелись история музеев, уличное искусство, женщины-художники, всеми забытые маргиналы и, конечно, некрологи.

Кира Владимировна Долинина , Кира Долинина

Искусство и Дизайн / Прочее / Культура и искусство