Читаем Диалоги об Атлантиде полностью

Сокр. Однако ж под такими у тебя разумеются предметы почти всех прочих искусств. Так что же он будет знать, если не всё знает?

Ион. Я думаю, то, что прилично говорить мужчине, что женщине, что рабу, что свободному, что подчиненному, что начальнику.

Сокр. Неужели рапсодист, по твоему мнению, будет лучше знать, нежели кормчий, что́ прилично говорить на море начальнику корабля, обуреваемого волнами?

Ион. Нет, это-то кормчий.

Сокр. А что прилично говорить начальнику больного, неужели рапсодист будет знать лучше, нежели врач?

Ион. И это нет.

Сокр. Но что прилично рабу, утверждаешь ты?

Ион. Да.

Сокр. Например, не волопас, а рапсодист будет знать, что прилично сказать рабу-волопасу, когда он хочет укротить разъяренных волов?

Ион. Ну нет.

Сокр. Или что женщине, прядильщице шерсти, прилично сказать о пряже шерсти?

Ион. Нет.

Сокр. Или что мужчине-полководцу прилично сказать воинам, командуя ими?

Ион. Да, это будет знать рапсодист.

Сокр. Как? Стало быть, рапсодическое искусство есть искусство полководца?

Ион. Однако ж я знаю, что́ прилично сказать полководцу.

Сокр. Ведь может быть, Ион, ты и знаток в вождении войск; потому что если бы, быв искусен в верховой езде, ты вместе отличался и искусством играть на цитре, то это не помешало бы тебе знать, – хорошо или худо выезжаны лошади. Но положим, я спросил бы тебя: которым искусством, Ион, ты узнаешь хорошо выезжанных лошадей? как ездок или как цитрист? Что отвечал бы ты мне?

Ион. Как ездок, сказал бы я.

Сокр. А если бы узнавал хорошо играющих на цитре, то согласился бы, что узнаешь их как цитрист, а не как ездок?

Ион. Да.

Сокр. Когда же ты узнаешь дела, относящиеся к военачальнику, то узнаешь как человек искусный в управлении войском или как отличный рапсодист?

Ион. Мне кажется, это всё равно.

Сокр. Как всё равно? одним ли почитаешь ты искусство рапсодиста и искусство полководца или двумя?

Ион. Мне кажется, они – одно.

Сокр. Стало быть, кто – хороший рапсодист, тот бывает и хорошим полководцем?

Ион. Непременно, Сократ.

Сокр. А кто бывает хорошим полководцем, тот и хороший рапсодист?

Ион. Этого-то не думаю.

Сокр. А то думаешь, что кто – хороший рапсодист, тот и хороший полководец?

Ион. Конечно.

Сокр. Но из эллинов ты – самый отличный рапсодист?

Ион. И очень, Сократ.

Сокр. Неужели, Ион, ты и самый отличный между эллинами полководец?

Ион. Знай, Сократ, что этому-то я научился у Омира.

Сокр. Что ж это значит, Ион, ради богов? Будучи отличнейшим из эллинов в том и другом, – отличнейшим полководцем и рапсодистом, почему ты странствуешь по Греции и рапсодируешь, а не предводительствуешь войсками? Разве, думаешь, от рапсодиста, увенчанного золотым венком, эллинам много пользы, а от военачальника – никакой?

Ион. Мое отечество, Сократ, управляется и предводительствуется вами, а потому не имеет нужды в военачальнике: ваш же город и Лакедемон не изберут меня в военачальники; потому что вы почитаете достаточными для этого самих себя.

Сокр. Не знаешь ли ты, почтеннейший Ион, Аполлодора кизикского?

Ион. Какого это?

Сокр. Которого афиняне, несмотря на то, что он иностранец, часто избирали себе военачальником; да и Фаносфена Андрийца и Ираклида клазоменского, которых, хоть и иностранцев, этот же город почтил своим мнением как людей, достойных внимания, и возлагает на них военачальническую и другие правительственные должности[414]. Так Иона ли ефесского не почтит он и не изберет в военачальники, если признает его достойным внимания? Да что еще? разве ефесяне, по происхождению, не афиняне[415], и разве Ефес меньше других городов? Нет, ты, Ион, несправедлив, когда справедливо, что твоя способность прославлять Омира зависит от искусства знания, – ты уверял меня, что знаешь много прекрасного из Омира, и обещался показать это, а между тем обманываешь меня; ибо не только не показываешь, даже не хочешь сказать, в чем именно ты силен, хоть я и давно докучаю тебе об этом. Ты просто, как Протей, принимаешь разные образы, бросаемые туда и сюда, и наконец, думая ускользнуть от меня, являешься полководцем, лишь бы только не показать, в чем состоит твоя омировская мудрость. Итак, если ты искусник, но, обещавшись, как я заметил, показать свое искусство в Омире, обманываешь меня, то дело твое неправое: напротив, если ты водишься не искусством, а божественным жребием, поколику одержишься Омиром и, ничего не зная, говоришь из этого поэта много прекрасного, как я и прежде упоминал; то неправды тут нет. Выбирай же теперь любое[416]: почитать ли нам тебя человеком несправедливым или божественным?

Ион. Какая разница, Сократ! Уж гораздо лучше называться божественным.

Сокр. Так это-то лучшее и достается тебе от нас, Ион, – достается быть божественным, а не искусным хвалителем Омира.

<p>Гиппий (Иппиас) больший</p>

ЛИЦА РАЗГОВАРИВАЮЩИЕ:

СОКРАТ И ИППИАС

Сокр. Прекрасный ты и мудрый Иппиас[417], как давно не видно было тебя у нас в Афинах!

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Что будет, если академический искусствовед в начале 1990‐х годов волей судьбы попадет на фабрику новостей? Собранные в этой книге статьи известного художественного критика и доцента Европейского университета в Санкт-Петербурге Киры Долининой печатались газетой и журналами Издательского дома «Коммерсантъ» с 1993‐го по 2020 год. Казалось бы, рожденные информационными поводами эти тексты должны были исчезать вместе с ними, но по прошествии времени они собрались в своего рода миниучебник по истории искусства, где все великие на месте и о них не только сказано все самое важное, но и простым языком объяснены серьезные искусствоведческие проблемы. Спектр героев обширен – от Рембрандта до Дега, от Мане до Кабакова, от Умберто Эко до Мамышева-Монро, от Ахматовой до Бродского. Все это собралось в некую, следуя определению великого историка Карло Гинзбурга, «микроисторию» искусства, с которой переплелись история музеев, уличное искусство, женщины-художники, всеми забытые маргиналы и, конечно, некрологи.

Кира Владимировна Долинина , Кира Долинина

Искусство и Дизайн / Прочее / Культура и искусство