Диана Гэблдон. Дыхание снега и пепла, т.2

Минеральный запах малахита в ступе показался ей немного неправильным. Она подняла ее и принюхалась, понимая, как это глупо, камень не может испортиться. Может быть, смесь запахов скипидара и табачного дыма повлияла на ее обоняние? Она покачала головой и осторожно пересыпала зеленый порошок во флакон, чтобы потом смешать его с ореховым маслом или яичной темперой.

Она оценивающе посмотрела на коллекцию коробок и мешочков с принадлежностями для рисования, предоставленными тетей Джокастой или любезно отправленными из Лондона лордом Джоном Греем, а также на флаконы и ванночки с красящими порошками, которые она сама перетерла.

Сегодня после обеда она сделает только предварительные наброски – был заказан портрет престарелой матери мистера Форбса – но у нее всего одна или две недели, чтобы закончить работу к возвращению Роджера, и она не должна терять время.

Головокружение заставило ее присесть, и перед глазами замелькали черные точки. Она опустила голову между колен, но это не помогло. Воздух был наполнен запахом скипидара и мясистым гнилостным запахом животных из конюшни внизу.

Она подняла голову и схватилась за край стола. Казалось, что ее внутренности расплавились и перемещались вместе с ее движениями, как вода в миске, от живота к горлу и назад, оставляя в носу горький и желтый запах желчи.

- О, боже.

Жидкость подступила к горлу, и она едва успела схватить тазик с водой и выплеснуть из него воду, прежде чем ее желудок вывернулся наизнанку в отчаянной попытке очистить себя.

Она поставила тазик на стол и сидела, уставившись на мокрое пятно на полу. Ось мира сместилась и установилась под новым тревожным углом.

- Поздравляю, Роджер, - сказала она громко, но голос ее в душном влажном воздухе прозвучал слабо и неуверенно. – Думаю, ты станешь папой. Снова.

Некоторое время она сидела неподвижно, внимательно прислушиваясь к ощущениям своего тела, чтобы убедиться наверняка. Она не испытывала проблем, когда вынашивала Джемми, но помнила странные изменения в своих чувствах, состояние, называемое синестезией, когда зрение, обоняние, вкус и даже иногда слух временами странным образом приобретают характеристики друг друга.

Состояние синестезии прошло так же внезапно, как и появилось; запах табака мистера Бьюкенена стал намного сильнее, но теперь это был только запах тлеющих засушенных листьев, а не пятнистая зелено-коричневая штука, которая продиралась сквозь ее носовые пазухи и от которой сотрясались мембраны ее мозга, как жестяная крыша во время ливня.

Она настолько сконцентрировалась на своих ощущениях, что не услышала голоса в соседней комнате. Там было скромное логово Дункана, где он хранил бухгалтерские книги и счета и, как она думала, прятался, когда величие дома становилось для него невыносимым.

Теперь там были мистер Бьюкенен с Дунканом, и разговор, который начинался, как добродушная беседа, становился напряженным. Она встала, чувствуя себя гораздо лучше, и взяла тазик. Она обладала естественной склонностью людей к подслушиванию, но в последнее время старалась не слушать лишнего.

Дункан и тетя Джокаста были убежденными лоялистами, и ничто, что она могла сказать, не могло поколебать их. Она слышала немало разговоров Дункана с местными тори, и знание того, чем закончатся события, заставляло ее сердце сжиматься от страха.

Здесь в предгорьях в самом сердце графства Кейп-Фир большинство состоятельных жителей были лоялистами, уверенными, что происходящие на севере волнения были всего лишь раздутой шумихой и не имели к ним никакого отношения. И все что нужно, это твердая рука, чтобы обуздать безумных вигов, пока их действия не вызвали сокрушительный ответ короны. Знание того, какое крушение грядет для людей, которых она знала и даже любила, заставляло ее кровь наполняться холодным гнетущим страхом.

- Тогда когда? – голос Бьюкенена, когда она открыла двери, звучал с отчетливым нетерпением. – Они не станут ждать, Дункан. У меня должны быть деньги к среде, иначе Данклинг продаст оружие еще кому-нибудь. Ты же знаешь этих продавцов. За золото он может подождать, но недолго.

- Да, я хорошо это понимаю, Сони, - Дункан говорил немного раздраженно и с беспокойством. – Если это может быть сделано, это будет сделано.

- Если? – вскричал Бьюканен. – Что за «если»? До сих пор было «да, Сони, без проблем», «не беспокойся, Сони», «скажи Данклингу, что все в порядке», «Конечно, Сони» …

- Я сказал, Александр, если это может быть сделано, это будет сделано, - голос Дункана был негромок, но со стальными нотками, которых раньше она у него не слышала.

Бьюкенен произнес нечто грубое на гэльском; двери кабинета Дункана распахнулись, и оттуда выскочил мужчина в такой спешке, что едва обратил на нее внимание и лишь коротко кивнул головой, пробегая мимо.

И это хорошо, подумала она, поскольку стояла с тазиком, полным блевотины.

Не успела она опорожнить тазик, как вышел Дункан. Он выглядел разгоряченным, рассерженным … и весьма встревоженным. Однако ее он заметил.

- Как дела, девочка? – спросил он, вглядываясь в нее. – Ты немного позеленела. Съела что-нибудь несвежее?