Диана Гэблдон. Дыхание снега и пепла, т.2

Его взгляд все еще оставался на ее лице, и она осознала – она его семья. И ответственность лежит на ней, какой бы неготовой к ней чувствовала она себя.

Грудь ее сжалась, и ей показалось, что грудная клетка треснет, если она глубоко вздохнет. Но она решилась.

- Оставайся, - сказала она.

Он долго глядел в ее глаза. Его собственные глаза ярко карие с золотистыми крапинками были серьезны.

- Ты можешь бороться с ним … - она замешкалась, пытаясь произнести индейское имя, - с Солнечным лосем. Но ты не можешь бороться с ней. Если она решила, что не хочет больше быть с тобой … Иэн, ты не сможешь этого изменить.

Он моргнул и прикрыл глаза длинными темными ресницами, то ли соглашаясь, то ли отрицая то, что она сказала. Она не знала.

- Но более того, - добавила она более твердым голосом. – Дело не только в нем и в ней, да?

- Нет, - произнес он отстраненно и даже беззаботно, но она знала, что это не так.

- Дело в них, - сказала она более мягко. – Все эти женщины, матери и бабушки. Дети.

Клан и семья, племя и нация, обычаи, традиции, дух – узы, которые крепко привязывали Работающую-своими-руками к ее земле. И больше всего, дети. Эти тонкие голоса, которые перекрывали шум леса и удерживали душу от блуждания в ночи.

Никто не знал лучше силу этих уз, как человек, бродящий по земле без них, изгнанный и одинокий. Она знала. Знал он. Они оба знали правду.

- Дело в них, - откликнулся он эхом и открыл глаза. Они потемнели от горя, стали цвета самой темной тени в лесу. Он повернул голову, глядя вверх над деревьями у реки, над костями мамонта, пойманными в ловушку в скале, оголенные и глухие к мольбам. Потом развернулся к ней, поднял руку и прикоснулся к ее щеке.

- Я остаюсь.

Они остановились на ночь на дальнем конце бобровой запруды. Древесная щепа и оголенные деревца послужили хорошей растопкой для костра.

Было очень мало еды; несколько кистей горьковатого лабруска[9] и горбушка хлеба, зачерствевшего настолько, что пришлось вымачивать его в воде, чтобы жевать. Но это не имело значения; они оба были не голодны, а Ролло отправился на охоту.

Они сидели молча, наблюдая за прогорающим огнем. Не было необходимости поддерживать его, ночь была не холодная, а утром они не будут задерживаться. Дом уже близко.

Наконец, Иэн шевельнулся, и Брианна взглянула на него.

- Как звали твоего отца?

- Фрэнк … э-э … Франклин Волвертон Рэндалл.

- Англичанин, значит?

- Очень, - ответила она, невольно улыбнувшись.

Он кивнул и пробормотал про себя: «Франклин Волвертон Рэндалл», словно запоминая, потом серьезно посмотрел на нее.

- Как только я найду церковь, я зажгу свечу в память о нем.

- Думаю … ему понравится.

Он кивнул и откинулся назад, упершись спиной в ствол сосны. Земля под сосной была усыпана шишками, он набрал их и стал бросать в огонь.

- А как Лиззи? – спросила она немного погодя. – Она всегда тебе симпатизировала. – Лиззи чахла и страдала несколько недель, когда он остался у ирокезов. – Теперь, когда она не выходит замуж за Манфреда …

Он откинул голову, прислонившись в сосне, и прикрыл глаза.

- Я думал об этом, - признался он.

- Но …?

- Но, - он открыл глаза и с усмешкой поглядел на нее. – Я бы знал, где нахожусь, когда просыпался рядом с ней. Но также было бы с моей маленькой сестренкой. Думаю, я еще не так сильно отчаялся. Пока, - добавил он, подумав.

Глава 71. КРОВЯНАЯ КОЛБАСА

Я готовила кровяную колбасу, когда во двор вошел Ронни Синклер с двумя маленькими бочонками для виски в руках. Еще несколько бочонков каскадом спускались по его спине, от чего он выглядел как необычная гусеница, вставшая вертикально. День был прохладным, но он сильно вспотел от длительного подъема в гору и также сильно ругался.

- Зачем, во имя девы, Сам построил этот чертов дом так высоко среди забытых богом облаков? – вопросил он, не стесняясь в словах. - Почему сюда нельзя добраться на какой-нибудь чертовой повозке?

Он осторожно поставил бочонки, затем через голову стянул лямки и снял деревянный панцирь. Вздохнув с облегчением, он помассировал натертые плечи.

Я проигнорировала его риторические вопросы и, продолжая помешивать, кивнула в сторону дома в знак приветствия.

- Там свежесваренный кофе, - сказала я, - и лепешки с медом.

Мой желудок слегка сжался при упоминании еды. Жареная или варенная кровяная колбаса со специями была восхитительна. Более ранние стадии приготовления, связанные с манипуляциями в бочке с полусвернувшейся свиной кровью, были менее аппетитны.

Синклер, однако, стал выглядеть более счастливым. Он утер лоб рукавом и, кивнув мне, направился к дому. Потом остановился и повернулся ко мне.

- О, я забыл, миссус. У меня послание для вас.

Он похлопал себя по груди, потом немного ниже, пока не обнаружил искомое и вытянул из-под слоев промокшей одежды влажный комок бумаги. Он протянул его мне, игнорируя тот факт, что моя правая рука была почти до плеча в крови, да и левая не лучше.

- Оставьте его на кухне, пожалуйста, - предложила я. – Сам в доме. Я приду как только закончу с работой. Что там написано? От кого … - стала я спрашивать, но тактично прервалась. – Кто дал его вам?