- Ты в порядке? – спросила я и указала подбородком на стул. Роджер был все еще немного бледен, и рот был напряжен, но он улыбнулся мне кривоватой улыбкой и уселся.
- Все хорошо.
- Ты не обязан был делать это, ты знаешь.
- Обязан, - в его голосе прозвучал сарказм. – Только хотелось бы, чтобы я сделал это лучше.
Я пожала одним плечом и потянулась рукой к тазику, который он держал передо мной.
- Нужна практика.
Роджер вызвался убить свинью. Джейми просто вручил ему кувалду и отошел в сторону. Я видела раньше, как Джейми делал это. Он говорил короткую молитву, благословляя свинью, и потом одним мощным ударом пробивал ей череп. Роджеру потребовалось пять попыток, и память о визге животного заставляла мою кожу покрываться пупырышками даже сейчас. После он бросил кувалду на землю, отошел к дереву, и его сильно вырвало.
Я взяла еще пригоршню сала. Смесь начала загустевать, становясь жирной.
- Он должен был научить тебе.
- Я не думал, что будут какие-либо трудности. Достаточно просто ударить животное по голове.
- Физически, да, - согласилась я, беря еще сала. – Но для этого случая есть молитва. Для убийства животных, я имею в виду. Джейми следовало сказать тебе.
Он выглядел несколько удивленным.
- Я не знал, - он улыбнулся более свободно. – Последний обряд для свиньи?
- Не думаю, что это ради свиньи, - сказала я саркастически. Мы молчали некоторое время, пока я перемешивала в бочке последние кусочки сала, изредка вынимая случайные обрывки хрящей. Я чувствовала, что Роджер не сводит глаз с бочки, наблюдая за алхимией приготовления колбасы, процесса передачи жизни одного существа для поддержания жизни другого.
- Погонщики скота в Высокогорье порой сцеживают одну или две чашки крови из животного и смешивают ее с овсяной мукой для питания в дороге, - сказала я. – Питательно, но не вкусно.
Роджер рассеяно кивнул. Он опустил почти пустой таз и стал кончиком дирка вычищать кровь из-под ногтей.
- Такая же самая молитва, как и для оленя? – спросил он. – Я слышал, как Джейми молился, но не разобрал слов.
- Граллох? Не знаю. Спроси у Джейми.
Роджер продолжал чистить ногти, не поднимая глаз.
- Не уверен, что он посчитает, что я должен знать. Учитывая то, что я не католик.
Я опустила голову, скрывая улыбку.
- Не думаю, что есть какая-то разница. Если я не ошибаюсь, эта молитва много старше христианской церкви.
Вспышка интереса на его лице показала, что появился глубоко похороненный внутри ученый.
- Я думаю, это гэльский в очень древней форме … старше, чем мы слышим в эти дни … я имею в виду, сейчас, - он вспыхнул, осознав, что сказал. Я кивнула, но ничего не ответила.
Я вспомнила, на что это похоже – чувство, что живешь в придуманном мире. Чувство, что реальность существует в другое время и в другом месте. Я вспомнила и с некоторым шоком осознала, что сейчас для меня это только память. Время сместилось, как будто моя болезнь убрала последний барьер.
И «сейчас» стало моим временем. Реальность в кусочке дерева, в ощущении скользкого жира под моими пальцами, в движении солнца по небу, задающим ритм моим дням, в близости Джейми. А другой мир, мир автомашин и телефонных звонков, звона будильника и закладных, стал казаться нереальным и далеким, как сон.
Ни Роджер, ни Бри не приняли «сейчас», как реальность. Я могла видеть это в их поведении, слышать в их разговорах между собой. Может потому, что их было двое, и вместе они могли сохранять тот мир живым. Для меня все было легче. Я жила здесь прежде и вернулась по своей воле, и кроме того у меня был Джейми. Что бы я ни рассказывала Джейми о будущем, для него это было что-то сродни сказкам. Наш маленький мир на двоих был построен на других вещах.
Временами я беспокоилась о Бри и Роджере. Опасно было обращаться с прошлым, как они временами делали – как с живописным или любопытным, но временным положением, от которого можно избавиться. Но избавления для них не было из-за любви или долга. Джемми держал их обоих, маленький рыжеволосый якорь, привязывающий их к данному времени. Было бы лучше или, по крайней мере, безопаснее, если бы они приняли это время полностью.
- У индейцев тоже есть такие молитвы, - сказала я Роджеру. – Что-то подобное граллоху. Поэтому я сказала, что она древнее христианской церкви.
Он заинтересовано кивнул головой.
- Я думаю, это обычно для всех примитивных культур. Всюду, где люди убивают для еды.
Примитивные культуры. Я прикусила нижнюю губу, воздерживаясь от того, чтобы указать: примитивная культура или нет, но если вопрос стоит о выживании твоей семьи, ты лично будешь обязан убивать для нее животных. Но потом я уловила жест, которым он тер кровь между пальцами. Он это понимал. Он ответил «обязан», когда я сказала, что он не обязан убивать свинью.
Он взглянул на меня, поймал мой взгляд и устало улыбнулся. Он понимал.
- Я думаю, может … без ритуала это кажется просто убийством, - медленно произнес он. – Если есть некоторая церемония, ритуал, признающий необходимость …