Что, во имя Бога, вы делаете? Я узнал многое о Вашем характере за время нашего длительного знакомства, вспыльчивость и упрямство - только две его характеристики, но всегда знал Вас, как человека разума и чести.
Тем не менее, несмотря на мои предупреждения, я нахожу Ваше имя более чем в одном списке людей, подозреваемых в предательстве и подстрекательстве, а также связанных с незаконными ассамблеями и, следовательно, подлежащих аресту. Тот факт, что Вы все еще находитесь на свободе, мой друг, отражает не что иное, как нехватку королевских войск, имеющихся в настоящее время в Северной Каролине. И это может быстро измениться. Джосайя Мартин запросил Лондон о помощи, и уверяю Вас, она будет оказана.
Если бы Гейдж был не так сильно занят в Бостоне, а войска лорда Дансмора в Вирджинии были достаточно укомплектованы, то через несколько месяцев армия была бы у вас. Не обольщайтесь; король может ошибаться в своих действиях, но правительство осознает - пусть и с опозданием - уровень беспорядков в колониях и предпринимает все возможные меры для их подавления, прежде чем они смогут нанести еще больший вред.
Кем бы Вы еще не были, Вы не дурак, и поэтому я должен предположить, что Вы понимаете последствия своих действий. Но я не был бы Вашим другом, если бы не высказался прямо: своими действиями Вы подвергаете вашу семью величайшей опасности и затягиваете петлю на своей шее.
Ради дружбы, которую Вы еще испытываете ко мне, и ради дорогих отношений между Вашей семьей и мной, я прошу Вас отказаться от этих опасных связей, пока еще есть время.
Джон.»
Я прочитала письмо, затем посмотрела на Джейми. Он сидел за своим столом, по всей поверхности которого лежали бумаги и коричневые восковые кусочки сломанных печатей. Бобби Хиггинс привез много писем, газет и пакетов. Чтение письма Грея Джейми откладывал до последнего.
- Он очень боится за тебя, - сказала я, кладя листок на кипу других.
Джейми кивнул.
- Для человека его положения называть действия короля «возможно ошибочными» - это действительно близко к измене, сассенах, - заметил он, и я понимала, что он не шутил.
- Эти списки, о которых он упоминал, ты знаешь о них?
Он пожал плечами и вытащил из кипы бумаг запятнанный лист, очевидно побывавший в луже.
- Думаю, таких как этот, - сказал он
Текст, который был почти не читаем, содержал злобные нападки неизвестного автора на разных «бесчинствующих персон» - список прилагался – речи и действия которых представляют угрозу для всех, кто ценит мир и процветание. Им, считал автор, следует показать «кто есть кто» путем «побития, сдирания шкуры с живых, обваливания в смоле и насаживания на кол», а в особо вопиющих случаях «повешения на стропилах собственных крыш».
- Где ты это подобрал? – я бросила листок на стол.
- В Кэмпбелтоне. Кто-то прислал его Фаркарду, мировому судье. Он дал его мне, потому что в списке есть мое имя.
- Да? – я прищурилась на корявые буквы. - А, вот. «Дж. Фрэйзер». Ты уверен, что это ты? Фрейзеров много, и среди них немало Джонов, Джеймсов, Джейкобов и Джозефов.
- Довольно мало, кого можно описать как «рыжего сифилисного дегенерата, ростовщика и сукина сына, который болтается в борделях, если не творит бесчинства на улице».
- О, эту часть я пропустила.
- Это в самом низу, - он кинул на бумажку безразличный взгляд. – Думаю, ее написал мясник Бакен.
- Ты – ростовщик? Не понимаю, откуда он это взял; у тебя совсем нет денег для предоставления займов.
- Полагаю, правда здесь не играет особой роли, - сказал он очень сухо. – И благодаря МакДональду и юному Бобби много людей думают, что у меня есть деньги. А если я не склонен давать им взаймы, то очевидно, что я отдал все свое состояние в руки евреев и спекулянтов-вигов, поскольку ради собственной выгоды намерен разрушить торговлю.
- Что?
- А вот более литературная попытка, - Джейми, порывшись в бумагах, вытащил пергаментный лист, оттиск с медной копировальной доски. Он был послан в газету Хиллсборо и подписан «Друг справедливости», и хотя в нем не упоминался Джейми, было ясно, кто являлся субъектом обличения.
- Это волосы, - сказала я, рассматривая его. – Если бы ты носил парик, им было бы труднее.
Он приподнял плечо в сардоническом пожатии. Мнение о рыжих волосах как о показателе грубого характера и моральной низости, если не откровенной демонической одержимости, было распространенным и не ограничивалось анонимными недоброжелателями. Однако осознание этой точки зрения никоим образом не повлияло на то, что он никогда не носил парик и не пудрил волосы, даже в тех ситуациях, когда для настоящего джентльмена это являлось необходимостью.
Без дальнейших слов я начала рыться в кипах бумаг. Он не сделал ни движения, чтобы остановить меня, а сидел и глядел на меня, прислушиваясь к шуму дождя.
Сильная весенняя гроза бушевала снаружи, воздух был холодный и влажный, наполненный зелеными ароматами леса, проникающими сквозь щели окон и дверей. Иногда, когда я слышала завывающий среди деревьев ветер, у меня возникало чувство, что дикая природа стремилась ворваться в дом, уничтожая его и стирая наши следы.