Он стоял, осматриваясь. Я видела, как он поднял голову, увидел меня, обошел водоем и нырнул под нависающие ветви моего убежища. Он был снаружи некоторое время; его кафтан промок, а рубашка прилипла к груди от дождя и пота. Под рукой был свернутый плащ, который он развернул и накинул мне на плечи. Я позволила.
Он сел очень близко ко мне, обхватил колени руками и уставился на темную заводь источника. Свет достиг своей предельной красоты перед моментом, когда все цвета исчезнут, и каждый золотисто-каштановый волосок его совершенных выгнутых бровей был отчетливо виден, так же как и более короткие и более темные волоски щетины.
Он дышал глубоко и длинно, словно долго и быстро шел, и вытирал капли влаги, капающие с кончика носа. Один или два раза его дыхание становилось коротким, словно он хотел что-то сказать, но промолчал.
После дождя на короткое время появились птицы. Теперь они устраивались на отдых, негромко чирикая в деревьях.
- Надеюсь, ты собираешься что-нибудь сказать, - наконец, произнесла я. – Потому что, если нет, то я начну кричать и, возможно, не смогу остановиться.
Он издал звук, что-то среднее между смехом и рыданием, и уткнулся лицом в свои ладони. Он оставался в таком положении некоторое время, потом сильно протер лицо, выпрямился и вздохнул.
- Пока я тебя искал, сассенах, я все время думал, что же я скажу, когда найду тебя. Я думал и так и эдак, и … кажется, нет ничего, что я могу сказать. – Его голос звучал беспомощно.
- Как так? – спросила я с отчетливым раздражением в голосе. – Полагаю, тебе есть что сказать.
Он вздохнул и с отчаянием махнул рукой.
- Что? Сказать, что я сожалею? Это неправильно. Я очень сожалею, но сказать так … звучит, словно я сожалею о сделанном, а я ничего не делал. Я подумал, что такое начало может заставить тебя подумать … - Он взглянул на меня. Я держала свою лицо и свои эмоции под контролем, но он хорошо меня знал. В момент, когда он сказал: «Я очень сожалею», мой желудок ухнул вниз.
Он отвел взгляд.
- Нет ничего, что я могу сказать, - сказал он тихо, - что не будет звучать, будто я извиняюсь и пытаюсь защитить себя. Я не стану извиняться.
Я издала короткий звук, словно меня ударили в живот, и он остро взглянул на меня.
- Я не стану! – сказал он яростно. – Нет способа отрицать это обвинение, которое бы не несло запашок сомнения. И я ничего не могу сказать, что не походило бы на унизительное извинение за … за … Я не стану просить прощения за то, что не совершал, и если бы я стал извиняться, то заставил бы тебя сомневаться еще больше.
Я начала дышать немного легче.
- Ты, кажется, мало веришь в мою веру в тебя.
Он настороженно посмотрел на меня.
- Если бы я мало верил в тебя, сассенах, меня бы здесь не было.
Он смотрел на меня некоторое время, потом протянул руку и коснулся моей ладони. Мои пальцы открылись ему навстречу, и мы сжали руки. Его пальцы были большие и холодные, и он держал меня так крепко, что казалось, мои кости треснут.
Он глубоко вздохнул, почти всхлипнул, и его напряженные плечи под мокрой тканью кафтана расслабились.
- Ты же не поверила этому? – спросил он. – Ты убежала.
- Это от шока, - сказала я и отстраненно подумала, что если бы я осталась, то могла бы убить ее.
- Да, шок, - иронично согласился он. – Думаю, я бы и сам убежал … если бы мог.
Маленький приступ вины добавился к валу эмоций; надо полагать, мое поспешное бегство не помогло разрешить ситуацию. Но он не упрекал меня, а просто повторил свой вопрос:
- Ты же не поверила?
- Нет.
- Нет, сейчас, - он внимательно смотрел в мои глаза. – Но тогда ты поверила?
- Нет, - я теснее завернулась в плащ. – Не поверила. Не знаю почему.
- А теперь знаешь.
Я глубоко-глубоко вздохнула, потом повернула к нему лицо.
- Джейми Фрейзер, - медленно произнесла я, - если бы ты мог сделать это, и я не имею в виду лечь с другой женщиной, я говорю о том, чтобы лечь с другой женщиной и солгать мне об этом, тогда все, что я сделала, и все, чем я была, вся моя жизнь были ложью. И я не готова это признать.
Мое заявление удивило его, и хотя было довольно темно, я увидела, как его брови приподнялись.
- Что ты имеешь в виду, сассенах?
Я махнула рукой в сторону невидимого дома где-то над нами, потом на белый камень у источника, смутно белеющий в темноте.
- Я не принадлежу этому, - сказала я тихо. – Брианна, Роджер … они не принадлежат этому. Джемми тоже не должен быть здесь. Ему следует смотреть мультики по телевизору, рисовать мелками машины и самолеты, а не учиться стрелять из ружья ростом с него самого и вырезать внутренности оленя.
Я подняла лицо и закрыла глаза, чувствуя, как влага оседает на моей коже и тяжело ложится на ресницы.
- Но мы все здесь. Мы здесь потому, что я любила тебя больше жизни. Потому что верила, что ты любил меня также сильно.
Я глотнула воздух, чтобы мой голос не дрожал, открыла глаза и взглянула на него.
- Скажешь ли ты мне, что это не правда?
- Нет, - сказал он так тихо, что я едва могла слышать его. Его рука напряглась в моей. – Нет, я не скажу это. Никогда, Клэр.