Диана Гэблдон. Дыхание снега и пепла, т.2

Негритянка упала на локти, тяжело дыша. Ее неприкрытый зад торчал в воздухе, а живот, обтянутый мокрой рубашкой, свисал, словно спелая гуава.

Я задала краткие вопросы в промежутке перед очередным воем и узнала, что это ее четвертый ребенок, и что она рожает с прошлой ночи, когда отошли воды. Мисссис Толливер добавила, что женщина была рабыней и узницей. Об этом я могла догадаться сама по багровым рубцам на спине и ягодицах женщины.

Помощи от миссис Толливер, покачивающейся с остекленевшими глазами, было мало, но она все-таки смогла обеспечить нас тряпками и тазом с водой. Я отерла лицо негритянки от пота. Миссис Фергюсон высунула голову, но быстро убралась, когда начался очередной приступ.

Трудности возникли из-за тазового предлежания плода, и следующее четверть часа для всех стали очень трудными. Наконец, я смогла извлечь ребенка ногами вперед скользкого, неподвижного и самого фантастического бледно-синего цвета.

- О, - разочарованно произнесла миссис Толливер, - он мертв.

- Хорошо, - откликнулась мать глубоким хриплым голосом и закрыла глаза.

- Ничего, черт побери, подобного, - заявила я и, перевернув его лицом вниз, похлопала по спинке. Никаких признаков жизни. Я поднесла застывшее восковое лицо к себе и, накрыв его нос и рот, собственным ртом, сильно пососала, потом отвернулась, чтобы выплюнуть слизь и жидкость. Потом я подула на него, остановилась, держа в руках его тело, обмякшее и скользкое, как свежая рыба, снова подула и увидела, как его глаза открылись, синие и темнее, чем его кожа.

Он судорожно вздохнул, и я рассмеялась, ощутив, как неожиданные ручейки счастья зажурчали внутри меня. Ужасная память о другом ребенке, искорка жизни которого ускользнула из моих рук, поблекла. Ребенок был в порядке и, казалось, светился жизнью, горел, как свеча, ровным ясным светом.

- О! – воскликнула миссис Толливер и наклонилась вперед, чтобы лучше рассмотреть, потом огромная улыбка расплылась на ее лице. – О, о!

Ребенок принялся плакать. Я перерезала пуповину, завернула его в одну из тряпок и с некоторым опасением передала миссис Толливер, надеясь, что она не уронит его в очаг. Затем я повернулась к его матери, которая жадно пила воду из тазика.

Она легла на спину и позволила мне ухаживать за ней, но не сказала ни слова, изредка бросая на ребенка злые взгляды.

Я услышала приближающиеся шаги, и появился шериф, выглядевший удивленным.

- О, Толли! – миссис Толливер, измазанная в родовой жидкости и воняющая джином, со счастливым видом повернулась к нему, протягивая ребенка. – Смотри, Толли, он живой!

Шериф выглядел ошеломленным и нахмурил брови, когда посмотрел на свою жену, но затем за джином он уловил запах ее счастья. Он наклонился вперед и осторожно коснулся свертка, его суровое лицо смягчилось.

- Это хорошо, Мэйзи, - сказал он. – Привет, маленький парень. – Тут он увидел меня. Я стояла на коленях возле очага и вытирала тряпкой разлитую жидкость.

- Миссис Фрейзер помогла ребенку родиться, - бросилась объяснять миссис Толливер. – Он лежал криво, но она смогла вытащить его и заставила дышать. Мы думали, он мертв, такой неподвижный, а он живой! Правда, удивительно, Толли?

- Удивительно, - без энтузиазма согласился шериф. Он сурово взглянул на меня, потом обратил свой взор на новоиспеченную мать, которая ответила ему угрюмым безразличием.

Только тут я вспомнила, в чем я подозревалась, и неудивительно, что моя близость к новорожденному заставила его нервничать. Я была мокрой и грязной, а наша камера особенно душной. Тем не менее, чудо рождения все еще покалывало в синапсах, и я села на кровать, улыбаясь, с мокрой тряпкой в руке.

Сзйди рассматривала меня с уважением, смешанным с легким отвращением.

- Это самое грязное дело, которое я видела, сказала она. – Господи, это всегда так?

- Более или менее. Ты никогда не видела, как рождается ребенок? – спросила я с любопытством. Она яростно затрясла головой и сделала пальцами рога, знак отвращения, от чего я рассмеялась, несмотря на головокружение.

- Если бы я была не против близости с мужчиной, - заявила она, - мысль об этом меня бы разубедила.

- Вот как? – сказала я, запоздало вспомнив ее ночные поползновения. Значит, это было не просто предложение утешения. – А что насчет мистера Фергюсона?

Она искоса взглянула не меня.

- Он был фермером и много старше меня. Умер от плеврита пять лет назад.

И был полностью выдуманным, подумала я. Но у вдовы больше свободы, чем у девушки или жены, и если я когда-либо видела женщину, способную позаботиться о себе …

Я не обращала внимания на звуки с кухни, но тут раздался сильный грохот и проклятия мистера Толливера. Ни миссис Толливер, ни ребенка не было слышно.

- Забирают черную суку в ее камеру, - сказала Сэйди с враждебностью в голосе, и я взглянула на нее с удивлением.

- Вы не знаете? – спросила она, увидев мое удивление. – Она убивала своих детей. Теперь они могут ее повесить, когда ребенок родился.