Дьявол в мелочах

И это не вычеркнуть просто так. Можно понимать умом, что человек сделал то, что трудно простить, но сердце все равно будет болеть, требуя дать шанс.

Я сижу на постели, подтянув к себе колени и перечитываю то, что он мне написал. Глупо отрицать, что я хочу ему верить. Хочу верить этим строчкам в телефоне, которые мне не следовало читать вообще. И все же, тот факт, что я в этой истории тоже не была с ним до конца честна, не позволяет мне маркировать его поступки только черным, а свои — только белым. И потому я ничего не отвечаю ни на одно его сообщение. Я просто не в состоянии сейчас смотреть на вещи объективно, разделяя истину и удобную ложь.

Смс, послужившее толчком к дальнейшим событиям, приходит мне на следующий день, во время урока, на котором Дима отсутствует. В его послании больше нет уговоров и красивых фраз, лишь краткий ультиматум:

"Я на даче. Если ты не приедешь к пяти вечера — перережу себе вены".

Когда первый шок проходит, на ум мне снова начинает лезть все, что болтали о Романове в школе, и я понимаю — нельзя исключать, что он на подобное способен. Хотя кому я лгу? Даже если это только уловка — рисковать его жизнью я не могу. И нам, возможно, совсем нелишне поговорить теперь, когда эмоции немного улеглись. Хотя на самом деле я не могу не признать, что это лишь повод, чтобы сделать то, что вопреки всему так хочется — увидеть его снова.

Дом по указанному адресу, располагающийся в пригородном поселке, погружен в темноту. Он стоит чуть на отшибе, в самом конце улицы, где, помимо него, есть всего пара домов, и выглядит в неверном свете фонарей как-то пугающе. Совершенно не похоже, чтобы внутри кто-то был, и я некоторое время колеблюсь, размышляя, не стоит ли поехать назад. Возможно, это смс — всего лишь дурацкая шутка. Но тут же пришедшая в голову мысль о том, что, быть может, Романов не дождался меня и сотворил что-то непоправимое, все же гонит меня к воротам, хоть я и не понимаю, что смогу сделать в случае, если никто не откроет. Мысли начинают хаотично метаться, пока я стою с поднятой рукой, так и не донесенной до звонка. Может, стоит позвонить Романову домой? Если к телефону подойдет Виктор Семенович, я смогу узнать у него, дома Дима или нет. И если дома… то, по крайней мере, смогу успокоиться, зная, что с ним ничего не случилось. Но сначала все же стоило убедиться, что в доме никого нет.

Подрагивающими пальцами решительно жму на звонок и замираю, прислушиваясь, хотя уловить с такого расстояния какой-либо шум в доме — почти невозможно. Но я все равно стою, боясь даже дышать, и наконец до меня доносятся какие-то звуки. Шумно выдыхаю, когда дверь наконец распахивается, и отчим Романова появляется на пороге. При виде меня на его лице расцветает улыбка, а я без сил вцепляюсь в прутья забора, ощущая, как подкашиваются ноги. То, что Виктор Семенович улыбается, слегка успокаивает взвинченные нервы, но лишь на несколько мгновений. Когда он открывает ворота и отступает, чтобы пропустить меня внутрь, я спрашиваю в первую очередь, даже не поздоровавшись:

— А где Дима?

— Здесь, дома, — следует спокойный ответ, и я чувствую, как меня прошибает дрожь облегчения. — Он говорил, что ты приедешь, — добавляет отчим Романова приветливо. — И правильно, чего там в городе сидеть? А тут хоть воздух свежий. Я вот ужин приготовил, поедите хоть, а то питаетесь поди черте чем. Чипсы всякие да бутерброды.

— Виктор Семенович, я ненадолго, — говорю, проходя следом за ним в дом. Там действительно витают аппетитные запахи, перед которыми в другой ситуации трудно было бы устоять, но сейчас мне совсем не хочется есть. Только увидеть Диму и… не знаю, что дальше. Но, возможно, пойму это, когда мы поговорим.

— Сейчас я позову его, — говорит Виктор Семенович, заметив, как я озираюсь по сторонам, выискивая взглядом Романова. — Наверху он, опять наверное музыку эту свою ужасную слушает, от которой оглохнуть можно, — ворчит Димин отчим, махнув рукой на лестницу, ведущую на второй этаж дома. — Соня, а ты пока сходи, пожалуйста, в подвал, достань компот к ужину, — просит он, когда я снимаю куртку и добавляет самодовольно:

— Яблоневый, я сам варил. Это вот тут, иди сюда, — Виктор Семенович подзывает меня к себе, указывая на дверь справа от входа в дом. Распахнув ее передо мной широко, кивает на деревянную лестницу:

— Спустись, пожалуйста, а то у меня спину прихватило сегодня, трудно по лестнице лазать. Там трехлитровые банки вдоль стены, захвати одну.

Я покорно, почти на автомате, шагаю внутрь и начинаю спускаться вниз. Дверь за мной захлопывается, заставляя вздрогнуть от неожиданности. В подвале стоит тошнотворный запах затхлости, от которого хочется зажать нос, но я набираю в легкие воздуха, задерживая дыхание, и быстро преодолеваю оставшиеся ступеньки.

У одной стены действительно стоят рядами банки, я хватаю первую попавшуюся и разворачиваюсь к лестнице, чтобы поскорее вернуться наверх. И в этот миг вижу то, что заставляет меня вскрикнуть и выронить компот из рук.