Когда вхожу в свою душную клетку, где раз за разом оставался наедине с дядей Витей, горло перехватывает спазмом. Начинает не хватать кислорода. Все демоны внутри взвывают в едином порыве — бежать, найти Соню, рассказать все кому-то, пока не поздно, но я знаю, что не смогу. Во мне словно два человека — один придумывает методичные планы по избавлению от удушающей отравы, второй — понимает, что не может сделать прочь и шага.
— У тебя все в порядке? — спрашивает отчим беспокойно, выходя в прихожую, где я так и стою, делая жадные вдох за вдохом. Вакуум душит, мне хочется выбраться, но я не могу.
— Да. Завтра контрольная важная, нужно готовиться.
— Дим, — В голосе дяди Вити, окликнувшего меня, когда иду в комнату, слышны нотки веселья: — Обувь-то хоть сними, я только полы помыл. И я принесу тебе успокоительное.
Относительно легче становится только тогда, когда оказываюсь в стенах своей спальни. Беру в руки игрушки, подаренные матерью. Одну за одной, пока в руках их не оказывается целая гора. Сгружаю их на постель и сам сажусь рядом. Нужно дышать… Мои демоны всегда помогали, помогут и сейчас. У каждого — своя история, в каждом — мое спасение. Кто-то предпочитает молчать, кто-то взывает ко мне почти ежесекундно. Это — моя маленькая личная армия, почти как та, что лежит на постели. Пластмассовые солдатики, монстрики, танки — все то, что покупала мне мама, когда была жива.
— На, прими.
Отчим протягивает мне таблетку и стакан воды, которые послушно забираю из его рук. Смотрит на то, как я принимаю лекарство, кивает на игрушки.
— Надо выбросить. Давно.
— Наверное.
Он так и стоит рядом, и ощущение ловушки становится нестерпимым. Уже завтра я что-нибудь придумаю, решусь на что-то впервые за свою короткую никчемную жизнь. Лишь бы только сейчас он дал мне возможность взять передышку.
— Ладно, отдыхай. Завтра поговорим.
Он выходит, и снова я могу предпринять попытку сделать глоток кислорода. Люди не задумываются о том, насколько ценна возможность дышать. Я это знаю.
Сон наваливается со всех сторон, как будто меня окружили плотным коконом, который давит и давит. Бороться нет никаких сил, да и желания тоже. Когда засыпаю, перед глазами стоит лицо Рождественской.
Я обязан все решить завтра…
Просыпаюсь от духоты, но не сразу могу понять, где я и что со мной. В голове туман — почти не дает разлепить глаза, когда все же удается это сделать, перед ними стоит пелена. Во рту пересохло, кажется, за глоток воды я буду готов убить.
— Дядь Вить, — кричу в сторону приоткрытой двери, но из горла вырывается хриплый шепот. — Дя…
Осознание, что проспал всю ночь напролет, заставляет меня вскочить на постели. Меня шатает — ведет куда-то в сторону, и я хватаюсь за воздух. В квартире тишина, такая звенящая, ослепляющая, когда ясным становится одно: отчима дома нет.
Сука…
Лезу в карман джинсов за сотовым — телефона тоже нет. Сердце начинает биться в горле, трясу головой, пытаясь прояснить в ней хоть что-то. Удается добрести до ванной, где пытаюсь вызвать рвоту, чтобы избавиться от отравы, которой меня напичкали. После становится немного легче, хоть и начинает нещадно мутить. Но в мозгу проясняется, а от адреналина, который выбрасывается в кровь, сердце колотится о ребра.
Жадно глотаю воду прямо из-под крана, пока пытаюсь сообразить, что делать дальше. Найти Соню — это первое и самое важное. На остальное насрать. Когда она рядом, мои демоны сильнее и смогут защитить ее. А мне только это и нужно.
Начинаю метаться по квартире, как загнанный зверь. Моя куртка выпотрошена — ученический, несколько купюр, наушники — все валяется на полу. А ключей от квартиры нет.
Сука.
Пока я заперт здесь, этот урод может сделать с Соней что угодно. Мучить так же, как тех, кого он закапывал в нашем старом саду, приковать, издеваться… Редко бывал в спальне дяди Вити, но сейчас вбегаю туда и начинаю выбрасывать из шкафа вещи в поисках запасных ключей. Напрасно. Он все предусмотрел — всегда все под контролем. Остается только одно — пытаться вылезти через окно.
Вместе с ледяным ветром в квартиру врывается то, что мне так нужно — кислород. Пока примеряюсь, рассчитывая, сколько костей переломаю, если спрыгну с третьего этажа, в голове окончательно проясняется.
— Баб Надь, — кричу изо всех сил глуховатой старушке, которая прогуливается неподалеку с такой же древней таксой: — Ау.
Она оборачивается, смотрит, щурясь, на окно, из которого я машу руками, уже готовый решиться на то, чтобы спрыгнуть в снег.
— Пожар. У нас пожар. Звоните 01.
— Что?
Б*я. Как обсуждать, какие трусы надел Малахов на передачу, тут она первая, а как вопрос жизни и смерти…
— Срочно вызывайте пожарных. Мы горим.
Я скрываюсь в квартире, размышляя о том, что поджечь и чем, когда баба Надя все же достает сотовый. Надеваю кроссовки, шнурую их так, чтобы не развязались. Следом худи и пилот.
— Дима. Димочка, а что горит? — верещит старушка издалека, но к дому подойти опасается.
— Матрас горит, не залить. Вы позвонили?
— Да, сказали ждать…