Дьявол в мелочах

Отлично. Это то, что мне нужно. Теперь бы переждать эти минуты, которые понадобятся на приезд спецслужб, и не свихнуться окончательно.

Скрежет болгарки о металл — самый желанный звук. Пахнет прогорклым, а голоса за дверью слышнее с каждым мгновением. Остается только дождаться, когда покалеченная дверь распахнется и выбежать из квартиры. На объяснения относительно того, где пожар, и на то, чтобы дождаться полицию, которую обязательно вызовут, времени нет. И уверенности в том, что мне бы помогли, а не восприняли все это за неумную шутку — тоже.

Перескакивая через несколько ступеней, несусь вниз, по дороге отпихивая тех, кто мне встречается. Сегодня все не так, как раньше, когда загонял воспоминания поглубже, позволяя выйти на поверхность тем, которые были у Димы Романова до момента, когда отчим начал проделывать со мной все свои "забавы".

Сегодня все не так.

И хоть меня едва не рвет от того, что именно всплывает перед глазами, нельзя думать ни о чем, кроме Сони.

Добраться до дачи удается относительно быстро. Легкие распирает от саднящей боли, когда кажется, что грудная клетка не в силах их вместить. Но это сладкое чувство. Когда ты можешь дышать, это придает сил.

Дом погружен в полумрак. В окнах не горит свет, да я и не надеюсь его увидеть. Сейчас отчетливо понимаю, куда мне нужно.

То, что мои опасения подтвердились окончательно, становится ясно, едва осознаю, что здесь был не только дядя Витя, но и Соня. Ее тонкий аромат невозможно спутать ни с чем.

Страх такой отравляющий, что скручивает вены в жгуты. Они оплетают мышцы и кости, давят изнутри, сжимают до острой боли. Но я обязан с этим бороться — там, внизу, Рождественская. Наедине с этим уродом, который может в эту самую секунду творить с ней то, за что я никогда себя не прощу.

Не прощу потому, что не смог противиться, не смог сказать вовремя, не смог вспомнить.

Мне на глаза попадается лопата, старая и проржавленная. Кажется, что коричневые разводы на ней — это не только следы, оставленные временем, но кровь тех, кто уже никогда не вернется из яблоневого сада в нескольких метрах от дома. Но это иллюзия.

Когда хватаю лопату, она задевает железное ведро, и то с радостно-издевательским звоном катится по полу. Сейчас главное решиться. Дождаться и решиться.

Демоны в едином порыве жаждут крови, их переполняет ненависть. Моя личная армия с каждой секундой все меньше управляема, но это сейчас только на руку.

Он появляется из подвала через полминуты. Успеваю отметить про себя, что одежда не перепачкана в крови. Это настолько успокаивает, что я мешкаю. Что если все иначе и он просто поехал на дачу, чтобы привезти домой заготовки? Что если я все себе выдумал? И то, как задыхался под слоем сырой земли, и то, чему невольно способствовал после? Что если это у меня с башкой все настолько не в порядке, что я сейчас покалечу единственного человека, который был рядом со мной, когда не стало матери?

"Убить" — ревут демоны в едином порыве, и когда отчим улыбается мне, так ласково, почти просяще, я делаю то, на что никогда бы не решился, не будь в моей жизни Сони. Поднимаю лопату и обрушиваю ее на лицо дяди Вити.

Он падает, как подкошенный, а я бегу вниз, по лестнице, едва не ломая ноги. Она здесь… Рождественская здесь, я не ошибся. Она просто не может быть плодом моего воображения.

— Соня… — шепчу едва слышно, приближаясь к ней.

Вижу на ее лице страх, смешанный с облегчением. Она боится меня, и это единственно правильный выбор, который она могла сделать. Освобождаю ее, вытаскиваю кляп изо рта, подталкиваю в сторону лестницы.

— Ты бежать должна.

— А ты?

— Ты должна бежать.

Она сопротивляется, мне приходится идти впереди нее, буквально волоком таща Соню за собой. Отчим так и лежит возле подвала, раскинув руки. С разбитым до крови лицом. Но я совсем не уверен в том, что его убил.

— Беги.

— Дима…

— Беги, я сказал.

Грубо выталкиваю Соню из дома и захлопываю за ней дверь. Она убежит, я знаю. И надеюсь, спрячется от меня так далеко, что я не смогу ее найти даже если захочу. Но я не захочу. Не должен хотеть.

Тело отчима слишком тяжелое, но мне удается подтащить его к двери в подвал и скатить с лестницы. Спускаюсь следом сам, плотно прикрывая за собой дверь. Демоны все так же ревут, но сейчас мной не владеют, я лишь прислушиваюсь к ним и только. Подтаскиваю тело отчима к устроенному им распятью и, взяв канистру, щедро поливаю, чтобы пропиталось все — каждая пора. Сажусь рядом на перевернутый кверху дном ящик и жду, когда дядя Витя очнется.

Во мне нет ненависти или злости, только бесконечная усталость. И жажды убивать тоже нет. Это внутри меня голоса разрываются на части от потребности увидеть кровь того, кто мучил столько лет, а сам я просто до одури устал. И мне уже ничего не хочется.

Он начинает шевелиться через пару минут, открывает один глаз — второй заплыл, — скалится кровавой улыбкой.

— Дима…

— Все кончено, дядя Витя. Это конец.

Звучит пафосно и по-киношному, но отражает всю суть происходящего. Это действительно конец, наверное, в первую очередь для меня. Потому что я уже все решил.