Его отец склонил голову и прищурился, а потом снова перевёл взгляд на Норбриджа.
– Надеюсь, вам понравился ужин, друзья мои, – продолжил Норбридж, – и добро пожаловать в «Зимний дом» – если сегодня первый день вашего пребывания здесь. Если же вы прибыли несколько дней назад и сегодня не первая ваша ночь здесь, мы безмерно счастливы, что вы решили остаться больше чем на одну ночь, и, конечно, вы можете провести здесь столько ночей, сколько пожелаете, и мы надеемся, что эти ночи будут для вас очень счастливыми ночами.
– Ночь, ночь, ночь, – повторила Леона не очень громко, но чтобы Норбридж услышал. Он нахмурился, глядя на неё, и все за столом Элизабет рассмеялись.
– И дни пусть будут счастливыми тоже! – сказал Норбридж, оглядывая толпу в Зимнем зале.
Краем уха слушая дедушкину речь, Элизабет не могла отделаться от мысли, что слова Хайрама словно наложили на её стол какое-то заклятье, и теперь все были в курсе связи, хоть и весьма смутной, между книгой про Анну Люкс и комнатой номер 333. Элизабет ковырялась в кексе и обдумывала всё, что было сказано за ужином.
– И таким образом, – сказал Норбридж, подводя свою краткую речь к концу, – если вы извините меня, я бы хотел стряхнуть пыль – образно говоря – с одной песенки, которой я люблю делиться с нашими гостями, когда март месяц близится к завершению. Тем более подходящим мне кажется исполнить её сегодня, потому что она поётся на мотив «С днём рождения тебя», а эта достойная песня упоминалась за моим столом двадцать минут назад. – Норбридж посмотрел на трибуну, поправил галстук-бабочку, прочистил горло, а потом поднял подбородок и запел:
Допев, Норбридж триумфально воздел руки к потолку, оглядывая столовую, и публика вежливо – и очень жиденько – захлопала.
– Эта песня – настоящий хит, – нарочито громко прошептала Леона в сторону Норбриджа. Он посмотрел на неё, и она прикрыла рот ладонью и напустила на себя смущённый вид. Элизабет хотелось рассмеяться, но тут её начало охватывать
– Что ж, – произнёс Норбридж, обращаясь к залу, – некоторым понравилась моя песенка, некоторым нет. О вкусах не спорят. Но я уверен, что вам непременно понравится лекция, которую прочтёт сегодня в Грейс-холле в семь тридцать вечера сэр Реджинальд Итон-Пэйли, джентльмен, которого я буквально только что, за ужином, имел удовольствие узнать немного поближе, чем знал до того, как имел удовольствие узнать его поближе. – Норбридж приложил ладонь к голове, а потом щёлкнул пальцами, словно чтобы прояснить мысли. – Что я хочу сказать, так это то, что у сэра Итона-Пэйли такой поразительный жизненный опыт и такое бессчётное множество бесподобных историй, которыми он всегда рад поделиться, что вам ни за что не захочется пропустить его выступление. Лично я непременно приду туда и с нетерпением ожидаю…
Норбридж запнулся и изменился в лице. Элизабет посмотрела на потолок – канделябры слегка покачивались. Пол в столовой завибрировал, и гости, сидящие за столами, как и работники, стоящие вдоль стен, принялись озираться и смотреть себе под ноги. Откуда-то из невидимых глубин отеля – а может, с улицы – донеслось громыхание, заполнив весь зал. Оно напоминало шум волн, собирающихся в громадный вал, или тот миг, когда молния только что сверкнула, и с небес вот-вот лавиной обрушится гром. Затем раздался нарастающий дребезжащий гул, и пол, и канделябры, и стаканы на столах затряслись, и в зале заахали, а кто-то даже завопил.
– Пожалуйста, оставайтесь на своих местах! – велел Норбридж, перекрикивая шум. Он поднял руки, обвёл ими углы зала, будто удерживая стены от того, чтобы пойти трещинами, а потом шум прекратился. Раз – и всё умолкло, и на столовую опустилась тишина.
Норбридж опустил руки, медленно и опасливо огляделся, будто подозревая, что может раздаться новый грохот.