Дионис преследуемый

Грядущее возрождение русской культуры (и равным образом русской философии) будет связано с радикальным поворотом к Античности. Фридрих Ницше провозгласил: «Все, что мы зовем теперь культурой, образованием, цивилизацией, должно будет в свое время предстать перед безошибочным судьей — Дионисом». Античность, несомненно, всегда оставалась важнейшей составляющей русской культуры, праосновой, как считали символисты, культурно-исторического целого. Мы знали лишь Античность в «благородной простоте» и «спокойном величии» (Винкельман), Античность Аполлоническую, сокрывшую свой сумрачный перво-исток; прекрасную, цветущую Античность с ослабленными манифестациями Дионисийского принципа; таинственную Античность как «ужасающее под маской прекрасного». Мы столетиями защищались от Дионисийской мудрости и, соблазненные к существованию, всячески загораживались от невыносимых сцен убийства Диониса-Загрея Титанами. При этом мы не знали и союза Диониса с Аполлоном (явленного Софоклом!), утратив всякое представление о древней тpayф5^a. «Мир греческих богов — это развевающееся покрывало, которое скрывает самое страшное», — учил Ницше, — и мы закрывали глаза, предаваясь бегству от несущего страх, от последнего посвящения в Ничто. Principium individuations, возведенный современным человеком на пьедестал, является, по мнению немецкого мыслителя, ни чем иным, как признаком ослабления воли. Дионис есть абсолютное преодоление рrincipium individuations и путь к достижению всеединства.

Наш диалог — диалог русской культуры — с Античностью не должен быть прерван. Дмитрий Мережковский, Александр Скрябин, Вячеслав Иванов (впервые предпринявший разработку мифологемы “дионисийство”) и др. искали пути сближения язычества и христианства, Олимпа и Голгофы, — и все их искания отразились в творениях ушедшей Серебряной эпохи. Ф. Зелинский, не оставлявший мыслей о Славянском Возрождении, утверждал: «Древность завещала нам, однако, не одну религию, а две: христианскую и языческую (античную в тесном смысле).

Действительно, отделять христианство от античности нельзя; во-первых, (хотя и не главным образом) потому, что греческий язык есть в то же время язык древнейшей христианской письменности, а язык, как мы видели, есть исповедь народа. Да, христианство в том виде, в каком мы его получили, было вскормлено греческим народом; оно носит поныне его неизгладимую печать»²⁹⁶. Ницше, вернувший миру Диониса, был опасно откровенен, говоря, что Евангелие от Иоанна родилось в греческой атмосфере, на дионисийской почве. Последней интуицией немецкого философа было признание тождества Диониса и Распятого, что символически выразилось в едва заметном дефисе (а в одном из писем он прямо называет себя «распятым Дионисом»); наследовавший ему Вяч. Иванов, а вместе с ним и Скрябин, соединил дионисизм с соборной идеей и снял оппозицию между дионисийским и христианским экстазом.

Дионисийское искусство, в основе которого лежит экстатическое опьянение, превращает художника в произведение искусства, созданное его Imaginatio («воображение»), Imaginatio vera et non phantastica. Французский мыслитель Анри Корбен связывал Imaginatio с алхимической materia prima. «Процесс такого «Imaginatio» — это активная, продолжительная и творческая медитация, «immensa diuturnitas meditationis» (Риланд), которая носит характер внутреннего диалога, «colloquium internum» человека с самим собой, Богом и Ангелом»²⁹⁷, — заключает Корбен. Дионисийский художник, вовлекаясь в игру с опьянением, созидает в процессе сакральной иерургии; при этом он не утрачивает себя, растворяясь в пульсации живой природы, более того — жрец Диониса, согласно Ницше, «должен пребывать в опьянении и одновременно оставаться затаившимся наблюдателем самого себя. Дионисийское творчество выказывает себя не в том, что самообладание и опьянение чередуются, но в том, что они пребывают друг подле друга». Здесь дает о себе знать дионисийская двойственность: жертва и жрец, опьяненная менада и опьяняющий ее бог.

²⁹⁶ Зелинский Ф. Ф. Из жизни идей. В 4 томах. Т.1-2. М.: Ладомир,1995. С. 79-80.

297

Цит по: Jung. Eranos-Jahrbuch 1936. P. 31.