Дионис преследуемый

Западноевропейское понимание небытия (ничто) в корне ошибочно, отсюда вопрос: в какой мере западная философия есть только заблуждение и сокрытие истины о небытии, и в какой степени она — всего лишь попытка избежать всеохватывающего ужаса, бросающего нас в небытие? «Даже Ницше не смог вынести образа небытия (вспомните змею, заползшую в глотку спящему) и искал успокоения в идее вечного возвращения»⁷⁹, — пишет Чанышев. Западный мир отошёл от Традиции, его мыслители не сумели преодолеть пропасть между мыслью и действием, между познанием и Деланием. Сегодня европейская мысль должна погрузиться в состояние экзистенциального страха или ужаса (как предельной его формы), чтобы вернуть себе ничто, предшествующее бытию. В немецкой философии Хайдеггер видел путь к Seyn, полагая, что другое Начало возникнет именно с немцами, подобно тому, как первое Начало появилось благодаря грекам (интересно, что с одной стороны, проблематика Титаномахии и Дионисийского Начала возникает в творчестве таких немецких мыслителей, как Гельдерлин, Ницше, братья Юнгеры, а с другой — Серебряный век русской культуры отмечен признаками, предчувствиями возвращения Диониса). Ответ на вопрос: смогли ли немцы XX столетия оказаться по ту сторону Конца западноевропейской философии и подготовить другое Начало, — после тотальной победы двух идеологий (либерализма и коммунизма), которые сам Хайдеггер открыто презирал, будучи солидарным со сторонниками идеологий Третьего пути, и не допускал никакой возможности компромисса, — едва ли требуется. Абсолютное непонимание немцами своей исторической миссии, связанной непосредственно с fundamental-ontologische, не позволило им подлинно вопрошать о Seyn, что привело к поражению в планетарной битве за Ereignis, о чём пишет Александр Дугин в книге «Мартин Хайдеггер: философия другого Начала». И здесь мы вплотную подходим к проблематике «метафизической задержки». «То, что должно было произойти — тогда и где это только и могло произойти, — не произошло. Снова «всё ещё не произошло». Две идеологии, в центре которых стоит откровенный онтологический нигилизм — либерализм и коммунизм, — одержали не просто военную, но философскую победу, значение которой тем значительнее, что она была одержана не только извне, но и изнутри, поскольку политические идеологии Третьего пути не смогли встать на путь другого Начала, а, следовательно, проиграли ещё до начала решительной битвы. Проиграла Германия, разделённая на две части. Проиграла Европа, оккупированная наполовину СССР, наполовину США, как двумя формами единого и бесконечного в своём ничтожестве зла»⁸⁰.

Хайдеггер связывал другое Начало исключительно с западноевропейским Dasein'oM, находящимся между бытием и ничто. Необходимо радикальное нарушение границы, бросок ab abrupto, властное утверждение причастности к небытию. Но также: отступление от своей структуры, тяготеющей к перманентному разделению «того» от «этого»: субъекта от объекта, внутреннего от внешнего, бытия от небытия. Другое Начало лежит в утверждении: Dus Sein ist das Nichts. После конца философии Dasein должен вопрошать о ничто. О Хаосе, о бездне.

А что должна сделать русская мысль? Русская мысль должна случиться. Но не философски, а метафизически (не приписывая «метафизике» ложных коннотаций, возникших исключительно в рамках западноевропейского дискурса), ибо все попытки русских философов снова начать философствовать рискуют привести к предсказуемому результату, породив ещё один интеллектуальный выкидыш археомодерна. Александр Дугин указывает, что русская философия принадлежит области проективной возможности. Русская философия действительно должна быть. Но как, согласно традиционалистскому взгляду, небытие первично по отношению к бытию, так и русская метафизика (как протофилософия, как метафизика Традиции) — первична по отношению к русской философии. Метафизика задаёт вопрос не только о сущем, метафизика вопрошает о ничто (к чему так и не смог по-настоящему подойти Запад), ибо par excellence она есть «вопрошание, обращённое за пределы сущего, чтобы сделать его доступным умозрению как таковое и во всей полноте». Лишь возникая из метафизики, русская философия становится возможной. Без погружения, без со-причастности к ничто, она остаётся не более чем обещанием. Преодолеть старую метафизику (онтологию) во имя Новой Метафизики (фундамендаль-онтологии) — это взять на себя ответственность за подготовку Ereignis^. Должны появиться те, кто способны принять Решение о переходе к другому Началу.