Династия Надиров, взошедшая на королевский престол Афганистана в 1929 г., в своей внешней политике руководствовалась заветами эмира Абдурахман-хана (1880–1901). Эмир боролся за признание мировым сообществом суверенитета Афганистана и призывал своих единомышленников делать ставку в основном на развитие отношений с теми иностранными государствами, которые не имели с Афганистаном общей границы. В своей автобиографии, представлявшей собой, по сути, политическое завещание, Абдурахман-хан изложил рекомендации по этому поводу. Незадолго до своей кончины он, в частности, писал: «Если же признано будет необходимым и благоразумным дать концессии каким-либо иностранцам, то эти концессии должны быть даны небольшими частями и предоставлены таким нациям, страны которых не соприкасаются с границами наших собственных владений, например — американцам, немцам, итальянцам и др. Равно также если для службы нашему правительству потребуется, например, большое число специалистов, инженеров и т. п., то предпочтение, как сказано выше, должно быть, по моему мнению, отдано тем же нациям, которые сейчас перечислены»[428]
. Что касается взаимоотношений с соседними странами, то, по мнению Абдурахман-хана, Афганистан должен был развивать с ними отношения на основе принципа равноудаленности. Поэтому впоследствии премьер-министр Афганистана М. Хашим-хан (1929–1946) неизменно подчеркивал: «Афганистан дорожит своей независимостью и не хочет стать ареной распрей между соседями, не хочет делить свою Родину на сферы влияния»[429].Накануне Второй мировой войны правящие круги Афганистана действовали согласно доктрине эмира Абду-рахман-хана и охотно пошли на расширение отношений в первую очередь с державами Оси — Германией, Италией и Японией. «При этом, — как отмечал российский исследователь Р. Т. Ахрамович, — афганское правительство пыталось удерживать равновесие между политико-экономическими позициями соперничавших империалистических государств и таким образом не дать ни одному из них возможность занять доминирующее положение в стране»[430]
.Кабульский режим, используя противоречия между соперничавшими группировками, стремился получать от них льготные внешние займы и товарные кредиты, добивался поставок промышленного оборудования и вооружения по сниженным ценам и т. д. И это удавалось. Например, в преддверии Второй мировой войны афганские правители умели договариваться одновременно и с немцами, и с англичанами. На страницах афганского официоза — газеты «Ислах» от 13 апреля 1939 г. отмечалось, что на завершающем этапе строительства текстильного комбината в Пули-Хумри правительство Афганистана добилось соглашения с немцами о закупке оборудования для сооружения электростанции на реке Пули-Хумри, а ткацкие станки для фабрики поставила Великобритания[431]
. Афганские политики не скрывали сути своей экономической программы. При каждом удобном случае премьер-министр Афганистана заявлял: «Наш принцип экономических связей основывается на взаимных выгодах. Мы, конечно, во всех вопросах экономического сотрудничества будем исходить из того, кто дешевле нам продаст свои товары, кто дешевле нам построит фабрику и которая из стран на более выгодных условиях купит у нас то или иное сырье»[432].В предвоенной обстановке афганские политики выступали за преимущественное развитие экономических связей именно с фашистской Германией. По торговому соглашению между Афганистаном и Германией, заключенному в августе 1939 г., немцы должны были предоставить афганцам десятилетний кредит в размере 50 млн золотых марок под 5,5 % годовых. Третий рейх обязался экспортировать в Афганистан вооружение и промышленное оборудование и ежегодно импортировать афганское сырье: овечью шерсть, каракуль, сухофрукты и т. д.[433]
. Для того чтобы прочно закрепиться на афганском рынке и усилить свое влияние в регионе, правители Третьего рейха закупили в Афганистане 5 тыс. т хлопка по ценам на 40 % выше мировых. Немцы также начали скупать у афганцев такие виды товаров, которыми мало кто интересовался (ляпис-лазурь, верблюжья шерсть и т. д.)[434].Расширение сотрудничества Афганистана с фашистской Германией вызвало понятное беспокойство руководства СССР. В январе 1937 г. заместитель наркома НКИД СССР Б. С. Стомоняков направил И. В. Сталину по этому поводу письмо: «Мы имеем за последнее время со всех сторон многочисленные сообщения и материалы о чрезвычайно активном проникновении Германии в Иран, Турцию и Афганистан и об особом интересе, проявляемом Германией к пограничным районам СССР»[435]
. Б. С. Стомоняков курировал восточное направление внешней политики СССР, он был уверен, что в ближайшей перспективе происки фашистской Германии должны были неизбежно привести к ухудшению отношений СССР со своими восточными соседями. Вскоре этот прогноз подтвердился на примере Афганистана.