– Отец, нет! – Боль отступила, и закапали слезы, более едкие, чем мог вынести смертный. Они обжигали кожу, ослепляя Медузу. – Отец! Пожалуйста! – Она начала ощупывать тело отца. Одеяние, грудь… Даже его ноги в сандалиях. Камень, камень и снова камень. Ни биения сердца, ни трепета дыхания. Не было пульса, не было жизни в его глазах.
– Твое проклятие пало на нас. – Аретафила держала в руке свечу – прямо перед собой, как оружие. – На всех. Ты чудовище! – Медузе почудилось, что всю ее кровь выкачали из тела. – Ты пришла сюда, в наш дом, и навлекла это на всех нас. Ты мне не дочь. Ты порождение Кето.
– Матушка, пожалуйста. Это я. Медуза.
– Чудовище!
– Нет, пожалуйста. Я не хотела. Я не знала, что так будет. Я этого не просила.
Несколько часов назад она и не подумала бы, что ее сердце может разбиться еще сильнее. Но это: смерть отца, отречение матери, – было больше, чем мог вынести любой смертный. Эта боль пронзила ее всю.
– Уходи сейчас же.
– Матушка, пожалуйста…
Медуза невольно подняла голову, чтобы посмотреть на Аретафилу. Она хотела объяснить. Умолять. Плакать. Ей было нужно успокоиться, знать, что мать ее поймет. Конечно, поймет. По своей воле Медуза бы не сделала такого ни с одним человеком, и уж тем более – с обожаемым отцом, единственным, кого она любила больше самой Богини. Все, кто знал Медузу, понимал это.
– Пожалуйста, матушка, ты должна поверить мне… ты должна… ты… Мама… Мама?
На сей раз она мгновенно поняла свою ошибку. Ее глаза встретились с глазами матери. Они были полны слез, но это не защитило Аретафилу. Медуза даже не успела закричать, как ее мать тоже превратилась в камень.
– Нет! – Она упала на колени, ударившись о земляной пол. – Нет. Мама! Мама!
Каждая клетка ее тела горела и кричала. Вокруг раздавалось змеиное шипение, истошное и горькое. Для Медузы все было кончено: больше она не могла это выносить.
Но тут ночь прорезал звук, заставивший змей снова прижаться к ее голове. Потом еще раз. Пронзительный, резкий крик ночной совы.
Медуза похолодела. Здесь Афина, осознала она. Она была тут все это время. Смотрела. Слушала. Медуза проглотила душившие ее слезы. Такую битву ей не выиграть: не против Богини. Но что же у нее осталось, кроме желания бороться? Оторвавшись от матери, Медуза вытерла слезы со щек и подняла голову к небу.
– Это то, о чем ты мечтала? – вопросила она. – Вот какое твое наказание? Эти смерти случились по твоей воле, не по моей.
Она ждала ответа. Но его не последовало. Если Богиня пожелала так развлечься, что ж, хорошо, подумала Медуза. Она покончит с развлечениями.
– Это последние жизни, которые ты заберешь от моего имени, – прошептала она в пустоту.
На другом конце комнаты Медуза заметила блеск ножа. Тяжелого лезвия, которым пользовались для разделки животных и мяса, острое, хоть и старое: застывшая коричневой корочкой кровь навсегда присохла к рукоятке. Проклятие закончится здесь и сейчас, сказала себе Медуза. Никто больше из-за нее не умрет. Она пересекла комнату и потянулась к нему; сердце колотилось в ее груди боевыми барабанами. Змеи зашипели, сердито и громко, и принялись жалить ее запястье и пальцы, когда она взяла нож в руки. Они знали, что она собирается сделать, но инстинкт рептилий велел им выжить, а не сдаваться.
Обхватив рукоятку обеими руками, Медуза подняла клинок. Последняя жертва Богине, подумала она. Один удар сверху вниз. В живот. Вот и все, что нужно. И мир освободится от ее проклятия.
– Сестра? – Внимание Медузы мгновенно вернулось к комнате. Лезвие блестело прямо над ее кожей. Голос снова заговорил: – Сестра, что случилось? Пожалуйста, скажи, что случилось. Наши родители, почему они молчат? Медуза, поговори с нами. Мы знаем, что это ты… – Занавеска дрогнула от движения руки за ней.
– Оставайтесь там! – вскрикнула Медуза. Она торопливо обернулась, уронив клинок на землю. – Оставайтесь там! – снова крикнула она сестрам. – Вам нельзя выходить. Не выходите оттуда!
Всхлипы, такие юные и детские, донеслись из-за занавеса, и глаза Медузы защипало. Не в силах сдержаться, она шагнула ближе, позабыв об упавшем клинке, и направилась к сестрам. Задыхаясь, подняла руку и прижала ладонь к ткани.
– Пожалуйста, простите меня. Мне жаль. Мне так жаль, – прошептала она.
– Медуза?
Сквозь ткань другая ладонь соприкоснулась с ее ладонью. Тепло. Человеческое тепло разлилось по грубым волокнам, обжигая руку и ребра.
– Эвриала?
Ответом служило молчание: говорить не было нужды.
– Отец, мать, – заговорила Эвриала, – они там? Что случилось?
Грудь Медузы сдавило, она не могла вдохнуть. Что случилось? Вопрос эхом отдавался у нее в голове. Что же случилось? Ничего, подвластного ей. Ничего, что она могла бы вернуть и изменить. Тысячи крошечных волн собрались на море ее жизни и обратились огромной волной, та обрушилась на берег Медузы и уничтожила все, что она знала и любила.
– Мне очень жаль, – сказала она. – Меня прокляли, и это проклятие убило родителей. Я убила их.