Дитя чудовища

Куматэцу не слушал ни одного, ни второго. Он настолько увлёкся погоней, что я улучил момент и выбежал наружу. Там я протиснулся между Хякусюбо и Татарой, тоже заглянул в окно и бросил оголтелому зверю, до сих пор нарезающему круги вокруг стола:

— Я тебя ненавижу!

Тут он наконец опомнился и кинулся за мной с налитыми кровью глазами:

— А ну, стой, Кюта!

Я выскочил через ворота дома и мигом сбежал по лестнице.

«Какой я тебе Кюта? Какой я тебе ученик?»

Сзади понемногу затихали вопли:

— Кюта! Стой же, балбес!

Битва за наследие

С рассветом Дзютэн изменился до неузнаваемости. Пока я бежал с холма, мне встретилось множество спешащих на работу монстров. Уличный торговец, нагруженный всякой всячиной; направляющийся на рынок продавец корзин с товаром на длинных бамбуковых палках; верхолаз, собирающий строительные леса для ремонта дома. Монстры усердно трудились, и моё мнение о них изменилось. Они вовсе не те страшилища из детских сказок, что буянят и развлекаются каждую ночь. Правда, глупый медведь резко выделялся на их фоне. Почему он шатается где попало, да ещё и с мечом? Он что, якудза?!

Я натянул футболку на голову, чтобы не привлекать излишнего внимания, и отправился на поиски того самого особняка с большим двором. Мне казалось, что возле него обязательно отыщется дорога, которая приведёт меня обратно в Сибую. Проспект с висящими над головой полотнищами я отыскал без труда. При свете дня стало видно, что каждое полотно состоит из множества разномастных кусков. Развешивали их весьма хитрым образом, и вместе они смотрелись иначе, нежели по отдельности. Мне даже показалось, будто это часть какого-то сложного научного эксперимента.

Ощущение, что проспект чем-то похож на Центральную улицу, возникло у меня ещё вчера. И теперь я понял, чем именно: переулки располагались точно так же! Вот только если на Центральной улице повсюду были магазины, то здесь в глубине переулков скрывались двери в мастерские ремесленников. В одной работали сразу несколько монстров: ткач за ритмично постукивающим станком, красильщик, вымачивающий в горшках нить-сырец, и трафаретчик — он наносил краску на полотно с помощью шёлковой сетки. Все они так или иначе занимались тканью. Заметил я и продавца небелёного полотна, куда-то спешащего с несколькими рулонами. А ведь вчера на том дворе торговали в основном шерстью!

Мне удалось заглянуть ещё в одну мастерскую, на этот раз кузнечную. Там несколько кузнецов высекали искры из раскалённой докрасна стали. Их коллеги придавали кованым полоскам изогнутую форму и тщательно следили за тем, что выходит из-под их рук. Длинные, тонкие заготовки могли стать, наверное, только клинками. Я понял, что это мастерская, где куют мечи, и сразу вспомнил, что вооружённые монстры встречаются здесь на каждом шагу. Глупый медведь тоже был из их числа. Видимо, без меча здесь никуда.

Я продолжал петлять и бродить по переулкам, но никак не мог найти особняк с большим двором. Быть может, он скрывался за закрытыми воротами? Или тот рынок работал только ночью? Выяснить это я никак не мог и, сдавшись в конце концов, зашагал в сторону площади.

Сейчас её было не узнать: при свете дня здесь царила здоровая рабочая атмосфера. Тут торговали овощами и свежей рыбой, предлагали отведать супа с лапшой, риса со всевозможными добавками, пиццу и многое другое. Похоже, те волки, что собирались «засушить и настрогать» непрошеного гостя, просто хотели напугать меня. В продаже всё так же встречались варёные цыплята и сушёные тушки лосося, но днём они вызывали аппетит, а не ужас. В моём животе протяжно заурчало.

Перед одним из заведений я увидел двоих детей и удивился этому до глубины души. Но стоило мне подумать, откуда здесь вообще дети, как всё встало на свои места. В мире монстров, конечно, живут и взрослые, и дети, и у детей есть родители… На вид мальчишки были моими ровесниками, лица мало чем отличались от человеческих, и назвать их монстрами язык не поворачивался. Я притаился за ларьком продавца тыкв и стал оттуда наблюдать.

Один из ребят, похожий на толстенького поросёнка, как раз забирал у продавца только что купленное фруктовое парфе. Украшенное крупными кусочками фруктов лакомство выглядело очень аппетитно.

— Ты будешь, брат?

Второй ребёнок, заметно тоньше первого, покачал головой. Бледный и спокойный, с приятным лицом, он казался полной противоположностью брата.

— Ясно. Тогда я сам съем, — младший ухватился толстыми пальцами за кусочек фрукта. — Первым делом мандарин…

Мандарин… Я сглотнул от одной только мысли.

— А-ам.

А-ам… Мой рот тоже невольно приоткрылся, ведь последние несколько дней я ничего толком не ел, а сегодня из принципа не стал завтракать.

Вдруг толстый мальчик остановился:

— Нет, передумал.

Я опомнился и вновь спрятался за ларьком.

Младший брат положил дольку обратно:

— Начну всё-таки с вишенки! А-ам.

А-ам… И снова мой рот открылся. На землю закапала слюна, ведь последние несколько дней я ничего толком не ел, а сегодня из принципа не…

— Смотри, Дзиромару, отец идёт, — встрепенулся старший брат, и младший опять застыл.

— Папа!