До самой смерти Рауля я делал всё возможное, чтобы поддержать его. Мне кажется, это и есть суть помощи – духовной или любой другой – особенно, когда человек стоит на пороге смерти.
Кларенс…
Он был таким рослым, что его тело не умещалось на кровати. «Кларенс, ты меня слышишь?». Слегка повернувшись, он немного приоткрыл глаза. Дыхание его было неглубоким и явно давалось ему с трудом. «Привет, Кларенс. Я один из добровольцев, работающих в хосписе. Священник должен был тебя предупредить, что я приду».
Кларенс кивнул головой, но явно был полон сомнений. Тюремный капеллан сказал мне, что Кларенс исповедует буддизм. И поскольку я был единственным буддистом среди добровольцев, меня направили к нему. Из-за воздействия лекарств выглядел он довольно вялым. У него был запущенный случай рака лёгких, и жить ему оставалось совсем недолго. Несмотря на то, что он умирал от рака, его огромное тело было на вид вполне здоровым. Он дышал хоть и с трудом, но не так отрывисто и часто, как те, кто уже находится при смерти.
Я сказал Кларенсу, что я буддист. Он никак на это не прореагировал. Я потом уточнял у капеллана, не ошибся ли он, но тот настаивал, что Кларенс каким-то образом связан с буддизмом. В следующие несколько своих визитов я уже не касался этой темы. На тот момент Кларенс почти не общался со мной. Он лишь иногда открывал глаза и, глядя на меня, тяжело дышал.
Однажды я принёс ему открытку, на которой была изображена статуя Будды – хотел посмотреть, как он прореагирует. Никакой реакции. Тогда мне стало действительно не по себе. Возможно, он был рьяным баптистом или исповедовал какое-то другое учение, а я тут размахиваю изображением Будды у него перед носом. С этого момента я оставил все попытки разобраться с религиозными убеждениями Кларенса и сконцентрировал своё внимание на том, чтобы облегчить его страдания и помочь преодолеть страх.
Я провёл с Кларенсом около пяти часов в тот вечер, когда он умер. Обычно в отделении и складной стул найти непросто, а тут мне выдали механическое раздвижное кресло, которое обычно используется для сеансов химиотерапии. Я поставил кресло рядом в кроватью Кларенса и так и просидел с ним до самого конца.
Я знал, что Кларенс близок к смерти. Это было очевидно – я видел характерные изменения, произошедшие с его дыханием, цветом глаз и оттенком кожи. Я следил то за его дыханием, то за сердцебиением (пульс был виден даже под кожей на его теперь уже провалившейся груди). Я протирал его лоб влажным прохладным полотенцем и советовал ему глубже дышать, расслабиться и ничего не бояться. В свободные минуты я читал про себя книгу по медитации и практиковал осознанное дыхание.
Каждый раз, когда Кларенс сильно волновался и начинал судорожно ловить ртом воздух, я проводил с ним медитацию по синхронизации дыхания. Выдыхая, я раз за разом медленно произносил долгий звук «Аааааа» и просил Кларенса синхронизировать своё дыхание с этим звуком. В результате его дыхание ощутимо замедлялось, и было заметно, что мышцы его тела расслаблялись. Я использовал эту технику, проводя с умирающими их последние часы, и с тех пор всецело полагаюсь на её силу и действенность.
Внезапное изменение дыхания Кларенса было знаком того, что он вот-вот простится с жизнью. Я сел поровнее и привёл своё дыхание к ритму дыхания Кларенса. Я дышал синхронно с ним какое-то время и затем, когда у меня уже не оставалось сомнений, что пришли его последние минуты, я заговорил с ним мягким голосом. Я сказал ему, что пришёл момент его смерти и что не надо этого бояться. Что ему лишь нужно оставить всё позади и успокоиться. Пока я говорил, его дыхание становилось всё реже, а затем полностью прекратилось. За этим последовали ещё три удара сердца и последний выдох. Кларенс умер.
Джон…
Джон пытался манипулировать другими. Он утомил большую часть персонала и поссорился практически со всеми своими друзьями. Бывало, он отказывался от пищи и не принимал лекарства. У него случались приступы депрессии, когда он вообще отказывался делать что-либо сам и настаивал, чтобы ему помогали другие люди. Он затевал склоки со всеми, с кем мог – с персоналом, с начальством, с членами своей семьи, а временами и со мной тоже.
В моей практике отношений с пациентами хосписа этот случай был настоящим испытанием. Однажды получилось так, что я отказался везти его из палаты в комнату отдыха на кресле-каталке (в котором он абсолютно не нуждался), когда он пререкался с кем-то из персонала, попытавшимся это кресло у него забрать. Он пригрозил, что откажется от моих услуг добровольца хосписа, я же твёрдо настаивал на том, что ему полезно передвигаться пешком. В конце концов он вскочил и, толкнув мне кресло-каталку, в бешенстве удалился в сторону комнаты отдыха. Вечером мне передали, что Джон отказывается от моих услуг (это было уже в третий или четвёртый раз к тому моменту). Я не заходил к нему несколько дней, а когда всё же заглянул в его плату, единственное, что он мне сказал, было: «Ну где тебя носит?»