Длиной в неизвестность

— Читал, — признался Юра. — Когда ты рассказал в тот раз.

Он на самом деле искал информацию? Беспокоился и искренне хотел помочь? Тору знал, что Юра был честен, но до сих пор не мог в это поверить.

— Я всегда считал этот способ самым плохим. Кира говорила про дыхание по квадрату, но оно перестало работать как раз с того дня. Не могу заставить себя дышать как-то определённо.

— Я знаю, — кивнул Юра, — поэтому его и выбрал. Так тебя можно заставить, потому что ты не можешь сам. Я просто представил твоё лицо, если бы я не «считай» командовал, а «дыши», — посмеялся он.

— Я бы точно подумал, что со мной что-то плохое и я умираю, — нехотя ответил Тору. Говорить о настолько нелепых страхах до сих пор было стыдно даже перед Юрой. Однако намного легче, чем перед незнакомцем в белом халате.

— Я знаю, — повторился Юра, — а про ложь — вру, если нужно. Я же почти врач, «не навреди». Никогда — чтобы «навредить», да.

— Ну да, пиццу же принёс, — вымученно улыбнулся Тору, — спасибо, кстати.

Юра кивнул, а позже, сделав глоток чая и едва не подавившись, рассмеялся.

— Чего? — недоумевал Тору. Чужой смех по-прежнему вызывал тревогу и желание спрятаться.

— Вспомнил твой акцент, — отмахнулся Юра.

— У меня хороший русский.

Замечание неприятно кольнуло под рёбра, заставив за мгновение почувствовать себя неуютно.

— Нет-нет, русский у тебя лучше, чем у меня, — уверенно ответил Юра, — но, Тору, «препарирование». Как там, пу-рэ-па…

— Хватит, — попытался остановить Тору, — не смешно. Между прочим, я всю жизнь жил с японцами, а на русском говорил только с матерью, и то не всегда.

— Да я ж не говорю ничего плохого, — Юра демонстративно закатил глаза и сделал ещё один глоток, — просто забавно. И ещё всякие «чк», вроде Ю-ро-чька.

— Дурак, — шутливо-обиженно проворчал Тору, — смеёшься надо мной.

— Ни за что, — ответил Юра, потрепав его по голове, — чай вкусный.

Тору отвернулся, улыбнулся краешком губ, но промолчал, показывая недовольство.

— Обиделся?

Тору гордо молчал, едва сдерживая смех.

— Ну Тору, ну должна же быть какая-то самоирония, — не унимался Юра. Он с силой потряс его за плечо, — эй, ну я же даже про Курилы не пошутил.

Спустя несколько глупых попыток Юры вывести его на разговор Тору, наконец, сдался и рассмеялся в голос. Ещё через мгновение они оба смеялись до хрипа. Юра шумно хлопнул по столу ладонью: чашка вздрогнула и выплеснула содержимое на стол.

— Теперь твоя мама точно скажет, что я свинья, — пытаясь отдышаться, заметил Юра.

— Самая аккуратная свинья, — исправил Тору, обрушившись на него крепкими объятиями. — Самая добрая и весёлая свинья на свете.

Он чувствовал себя пьяным: получившее разрядку тело расслабленно висело на Юре, голова кружилась, а мысли плавно сливались в нечто неразумное, пошлое и нелепое.

— Ну за свинью спасибо, а в остальном перебарщиваешь, — не оттолкнув, сказал Юра. В ответ он притянул Тору за плечи и положил его голову себе на грудь. Под футболкой почувствовалось тепло, но дотронуться до кожи так и не получилось. — Только не усни.

— У тебя сердце, — Тору задумался, нахмурившись, — так быстро бьётся. И в груди что-то шумит.

— Какой ты внимательный, доктор Акияма. Бронхит, — напомнил Юра, — иногда вообще как труба.

— Плохо, — резюмировал Тору.

— Ты первый жалуешься. Девчонки, которые засыпали на моей груди, так не думали. Они вряд ли замечали.

— Я формирую клиническое мышление, — пробубнел Тору в ткань футболки, — и я не они.

— Не они, — кивнул Юра, положив руку ему на макушку, — не они.

Под монотонное биение сердца Тору закрыл глаза. Ему показалось, что впервые за долгие годы среди темноты он смог разглядеть красочные мазки.

Шаг двадцатый. Самый страшный день

Тору смотрел на только что купленную упаковку антидепрессантов. Пальцы кололо холодом, но всё выходящее за пределы небольшой картонной коробки казалось незначительным. Сейчас, когда к нему начали возвращаться цветные сны, Тору почти поверил в возможность вновь встретиться с Юмэ. Было бы ужасно несправедливо умереть до исполнения давней мечты. Именно такие мысли привели Тору к тому, что сейчас он с неспокойным сердцем вчитывался в название лекарства. С курса фармакологии он помнил, что у антидепрессантов было много побочных эффектов. Но какое значение это могло иметь сейчас, когда сама жизнь всё чаще становилась побочным эффектом?

«Не читать побочные, — повторял Тору, пробираясь к дому по льду и стараясь устоять на ногах, — просто следовать инструкции врача. Только инструкция».

Он отгонял навязчивые мысли и боролся с ними изо всех сил, пока, наконец, не достал из пачки свернутый в несколько раз лист и не развернул его, ища глазами нужную графу. «Только взгляну, — успокоил себя он, — и выброшу. Сразу выброшу».

Выбросил. И написал Юре короткое, но ёмкое:

Т: /Я умру от этого, там летальный исход в побочке/