Днепр – солдатская река

– Во время оккупации через его руки прошло много ценностей, – рассказал Радовский. – Так называемые антипартизанские мероприятия в основном сводились к прочёсыванию окрестностей деревень. Потом мы входили в населённые пункты. Вот тут и начиналось… Народ во взводах был разный. Попробуй, удержи их от мародёрства и прочего… А у Юнкерна было несколько человек из числа особо приближённых, которые специально занимались реквизицией ценных предметов. Путём опроса местных жителей выявляли зажиточных людей. А дальше уже по отработанному варианту. Чаще всего люди отдавали всё, что имели, добровольно. Юнкерн любил перед строем одаривать особо отличившихся во время очередной операции некоторыми предметами из реквизита. Серебряными портсигарами, часами. Понимал, что громоздкие предметы – багаж ненадёжный. Однажды где-то в окрестностях Дорогобужа он разгромил партизанскую базу. Захватил какого-то еврея с мешком золота и камешков. Серьги, обручальные кольца, кулоны, цепочки… Ценности были собраны со всего района партизанами. Специально за ними прибыл на самолёте человек из Москвы. Тот самый еврей с нашивками комиссара. Люди снимали с себя и вытаскивали из тайников золото на строительство танков и самолётов. Так им сказали. Но комиссар на самолёте не вылетел. Тоже что-то, видать, задумал. Потом партизанский район блокировали, рассекли на секторы и начали уничтожать. Прихватили и комиссара. Мешок забрали. Комиссара допросили с пристрастием и – на берёзу. Так вот тот мешок с золотишком Юнкерн спрятал где-то здесь. Побоялся брать ценности во время отступления. На дорогах везде стояли посты, жандармы проверяли каждую машину, каждую телегу, каждый мотоцикл. А теперь вернулся. Либо забрать. Либо, скорее всего, перепрятать золото до лучших времён. Немцы отступают. Не удержатся, по всей вероятности, и в его родной Прибалтике. Лучшего места, чем этот хутор, не найти. Вот что меня пугает больше всего. Таким образом, существует два варианта событий: первый – Юнкерн с группой кружит возле Шайковки с целью проникнуть в расположения аэродрома и заложить там взрывчатку; второй – Юнкерн кружит возле хутора и озера…

– Тогда хутор в опасности. Надо уводить людей.

– Старики отсюда, как ты понимаешь, никуда не пойдут. К тому же здесь я. Это, я думаю, удерживает Юнкерна. Пока. Они не знают, где я. Но понимают, что где-то здесь. С автоматом. Да ещё появились вы.

– А как же Владимир Максимович? Неужто, он тоже с ними?

– Думаю, что нет. С ним Юнкерн решит в последний момент. До визита на хутор. Либо оставит его на аэродроме. Мёртвого или живого. Либо ликвидирует сам. То же самое они сделают с немецким радистом. Немец тоже серьёзная помеха. Быть может, посерьёзней Турчина. С Турчиным намного проще: погиб во время диверсионных мероприятий… А за немца спрос будет особый. Но и тут, я думаю, Юнкерн выкрутится. Слишком хорошая ставка на кону. Уберут и немца. Или подставят его под пулю. Затем явятся на хутор, устроят тут резню. Спрячут мешок. Постройки, возможно, сожгут. Рассчёт прост и гениален одновременно. Формально как бы привлечь к хутору внимание. Будет проведено расследование. Но следователи и оперативники будут искать другое – улики, следы преступления. А клад, таким образом, уйдёт глубже. Юнкерн – человек непростой.

И теперь, вспоминая разговор с Радовским, Воронцов пытался найти какое-то своё решение, которое могло бы избавить от опасности всех их. Конечно, самый радикальный способ – уничтожение группы Юнкерна. Но у них мало сил. Они почти ничего не знают о диверсантах. Где их лагерь, какое вооружение, на сколько суток имеют запас продовольствия. Но одна ниточка, которую Юнкерн, возможно, выронил из своих рук, всё же маячила перед Воронцовым – Кличеня. Кличеня ходит в Андреенки. Маршрут его лежит вдоль большака. А значит, он ходит и мимо Прудков. Если каждый раз не меняет маршрут. Вряд ли. Побоится мин. Тут ведь набросано везде. И немецкие, и наши. И сами они минируют дорогу. Наверняка пользуется одним маршрутом, чтобы не оставить свои кишки на какой-нибудь ольхе.