Дневник, 1893–1909

21 марта. Четверг. После заседания в Департаменте экономии еду к Витте, чтобы выяснить положение и ход дела в Сельскохозяйственном совещании. Застаю его над чтением бумаг, полученных из Москвы, где происходит следующее: обер-полицмейстер Трепов, строевой кавалерийский офицер, лишенный всяких государственных, экономических сведений, поддался влиянию некоего Зубатова, социалиста, анархиста, который, отсидев в тюрьме, теперь прикидывается приверженцем правительства. Эти два человека убедили немудрого генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, что для обеспечения мирного в рабочем населении настроения необходимо, чтобы реформы шли сверху, а не требовались снизу. Какие именно реформы — это остается невыясненным; но для выяснения их Треповым разрешено устройство между рабочими союзов, советов, клубов, в коих рабочие обсуждают свои притязания, выбирают своих представителей, а представители эти под защитой Трепова предъявляют требования самого небывалого свойства владельцам фабрик. В случае отказа фабрикантов на их фабриках устраиваются стачки, сопровождавшиеся уже на двух значительных фабриках разграблением и уничтожением машин. Московские фабриканты и заводовладельцы написали адрес Государю и прислали его Витте для доставления по принадлежности. Одновременно Витте получил донесение главного в Москве фабричного инспектора, подтверждающего вполне все вышесказанное и иллюстрирующего картинку водворенной в Москве анархии множеством фактов невероятного свойства.

Говоря о Совещании, Витте с раздражением отзывается о министре земледелия Ермолове, который в заявлении ему настаивает на рассмотрении вопросов, вытекающих из финансовой политики самого Витте, как, например, таможенный тариф, железнодорожные, дифференциальные тарифы, винная монополия и т. п. Разумеется, до этих вопросов он касаться не допустит; с другой стороны, Сипягин не допустит говорить ни об единой статье крестьянского положения 19 февраля 1861 года. Что же остается делать Совещанию?

22 марта. Пятница. В Департаменте наук и торговли под печальным до смеха председательством Чихачева рассматривается проект об обязательном для польских горных заводов устройстве пенсионных касс для рабочих. Ни единой цифры, а исключительно канцелярские рассуждения.

В клубе Витте сообщает о своем всеподданнейшем докладе относительно Москвы. Он сказал между прочим, что главари французских социалистов Millerand и Jaures[702] не решились бы делать то, что делает Трепов. «Если Ваше Величество сомневаетесь в правильности моего взгляда, то я Вам ручаюсь, что его разделят поголовно все члены всякого совещания, которое Вам угодно было бы созвать, то же самое скажут все члены Комитета министров, все члены Государственного совета, все сенаторы». В ответ на это Государь приказал оставить у него московский адрес.

23 марта. Суббота. Утром в Департаменте законов дело об устройстве землепользования в Забайкальской области. Вечером пресловутое совещание. Рассматривается программа занятий. Начинается с того, что министр земледелия Ермолов горько сетует на то, что оставлено без упоминания и внимания его письмо к Витте, главная сущность коего заключается в том, что согласно возложенной на совещание задаче надо прежде всего выяснить нужды сельскохозяйственной промышленности и, произведя таковой диагноз, приступить к определению средств для удовлетворения таких нужд. Витте отвечает ему очень заносчиво, утверждая, что после всего вошедшего в программу не знает, о каких еще нуждах может быть речь, а что, впрочем, всякий член может делать какие угодно заявления, но в более определенной форме. Ермолов удовлетворяется тем, что в вопросах, обращенных к земствам, упомянуто будет о праве спрошенных на местах лиц указывать на какие угодно нужды. Затем без особых инцидентов просматривают часть параграфов программы, определяя, подлежит ли каждый из них отсылке в провинцию или должен быть обсуждаем на основании имеющихся в Петербурге материалов с призывом в случае надобности местных деятелей.