Дневник, 1893–1909

2 апреля. Вторник. Сижу после завтрака в обычной еженедельной беседе с своими училищными сотрудниками Боткиным, Котовым, Бобринским, как вдруг входит служитель с докладом, что приехавший в Мариинский дворец на заседание Комитета министров Сипягин был ранен выстрелами из пистолета.[706] Поспешаю в Мариинский дворец, где нахожу членов Комитета, разгуливающих по залам. Узнаю следующее: за несколько минут до начатия заседания явился на подъезд Комитета молодой человек в адъютантском мундире и спросил швейцара: «Здесь ли министр внутренних дел?»

На ответ, что еще не приехал, но не замедлит прибыть, он отвечал, что подождет, так как должен передать Сипягину в руки письмо от великого князя Сергея Александровича. Когда Сипягин взошел в подъезд, то мнимый адъютант левой рукой подал ему конверт, а одновременно выстрелил в него из револьвера. Пуля попала в шею; вторым выстрелом он попал в живот; третьей ранил лакея, снимавшего шубу с Сипягина; четвертая и пятая пули влетели в потолок, так как в это время швейцар бросился на убийцу и изменил тем направление револьвера. Сипягин упал без чувств. Прибывшие члены Комитета застали его на диване, а убийцу — стоящим невдалеке от своей жертвы. Когда Ванновский (мне то рассказывавший) спросил его: «Кто Вы?», он отвечал: «Я — Степан Балмашов». На вопрос же: «Зачем Вы это сделали?» отвечал: «Я убил его потому, что считал его препятствием к распространению просвещения в России».

Сипягина перенесли в находящуюся неподалеку от Мариинского дворца Максимилиановскую лечебницу, где он спустя час времени и скончался от внутреннего излияния крови в печени. Председатель Комитета министров Дурново поехал доложить обо всем Государю и передать ему желание Сипягина его видеть. Что говорил при этом мудрый и доблестный муж сей, неизвестно (я лично уверен, что он не уговаривал, а отговаривал Государя ехать), но Государь послал дежурного флигель-адъютанта графа Шереметева к умиравшему и приказал доложить себе, когда Сипягин придет в сознание, но вскоре вслед за тем получено известие о его смерти. На допросе убийцы установлено, что он из дворян, студент Киевского университета, за участие в беспорядках был два года тому назад сослан на Кавказ солдатом; отец его за прикосновенность к убийству императора Александра II был сослан в отдаленные местности, где и отбыл двадцатилетнее наказание.

3 апреля. Среда. Еду на панихиду в дом, построенный князем Виктором Павловичем Кочубеем, вполне удовлетворявший этого вельможного государственного человека, но оказавшийся недостаточным для чиновничьего тщеславия одного из его преемников. Комнаты набиты всякого рода официальным людом; присутствуют Их Величества. Мне приходится стоять в столовой комнате, раскрашенной наподобие московских теремов, в которой должен был в этот самый день происходить обед с участием Государя. После обеда должен был петь выписанный из Москвы хор цыган.

4 апреля. Четверг. Отпевание тела Сипягина в его домовой церкви. Народу массы, Их Величества и все высочества. Между всеми присутствующими упорно держится слух, что министром внутренних дел будет назначен Бобриков. Подхожу к Горемыкину (бывшему министру внутренних дел) и спрашиваю его: «Sera-се pour longtemps? (Это надолго?)» Ответ: «Pour 6 ou 8 mois» (на 6 или 8 месяцев).

Я: «Apres quoi il volera en l’air et toute la difference sera qu’il volera en l’air seul ou avec nous» (после чего он полетит в воздух, и вся разница будет заключатся в том, полетит он один или вместе с нами). Горемыкин: «Dans tons les cas il volera, mais pas en l’air» (В любом случае он полетит, но не в воздух).

Заезжаю к Палену сообщить ему это грустное известие. Он приходит от этого в ужас. Относительно Сипягина Пален сообщает, что, вернувшись со всеподданнейшего доклада в прошлую пятницу, он призвал директора Департамента полиции Зволянского и приказал ему составить для Государя список членов Государственного совета, делающих оппозицию мероприятиям правительства!..

Пален показывает мне полученную из Курляндской губернии бумагу, адресованную полицией деревенскому пастору, такого содержания: «Государь император высочайше повелеть соизволил: воспретить лютеранам домашние молитвенные собрания». Всякие комментарии к столь безумной выходке излишни.

В 5 часов у великого князя Владимира Александровича. Рассказывает свое свидание накануне с Государем, коему он заявил мысль о том, чтобы выделить из Министерства внутренних дел Министерство полиции. Государь выразил одобрение такой мысли, особенно ввиду трудности находить людей для управления такими бесчисленными и важными делами. При этом Государь заявил, что он колеблется для назначения министром внутренних дел между Бобриковым и Плеве.