Дневник, 1893–1909

12 апреля. Пятница. Прочитав в «Правительственном вестнике» указ об увольнении Ванновского от обязанностей министра народного просвещения, еду навестить его. Застаю восьмидесятилетнего старца очень расстроенным. Рассказывает, что после свидания с Государем, свидания, на котором он просил увольнения, так как Государь сказал ему, что колеблется в правильности проектированных Ванновским мер, он не имел более случая видеть Государя, покуда 5 апреля не получил от него письмо, начатое 25 марта и оконченное 5 апреля. В письме этом Государь говорил, что, обдумав все происшедшее, он полагает, что им следует расстаться. В рескрипте, по этому случаю данном, говорится, что Ванновский увольняется по просьбе вследствие расстроенного здоровья. «Никогда я этого не говорил и не заслужил, чтобы со мной поступили так обидно». Я не добивался этого поста, а напротив энергически от него отказывался. Дело школы я действительно горячо принял к сердцу и думаю, что она начинала освобождаться от прежней сухости и мертвенности, начинала оживляться, одушевляться. После такого обидного для меня поступка я буду сидеть дома, и меня более не увидят ни в Совете, ни в каком бы то ни было дворце.

Виновником всего Ванновский почитает все того же гнусного Вово Мещерского, который был введен Сипягиным к Государю, начал писать ему письма, как в прежнее время его отцу, и за несколько дней до получения увольнительного письма хвастал, что Ванновский будет уволен вследствие разговора его, Мещерского, с Государем.

В заключение этого разговора Ванновский показывает мне полученное им в этот день письмо от бывшего своего товарища Зенгера такого содержания: «Милостивый государь, Петр Семенович, получив сегодня высочайший указ о назначении меня управляющим Министерством народного просвещения, спешу уведомить Вас, что я вступил в управление министерством».

Заезжаю к Витте. Крайне мрачен. Что же можно сделать, когда за все время моего министерства уже приходится работать и с четвертым министром иностранных дел, и с четвертым министром внутренних дел. Плеве уехал в Троицко-Сергиевскую Лавру… говеть!! Оттуда поедет в Москву [к] великому князю Сергею Александровичу. Советовался с Витте, как поступить в отношении московских фабричных безобразий.

Витте советовал убрать оттуда начальника охранного отделения, заклятого анархиста Зубатова, не сомневаясь, что без него пехотинец и кавалерист не будут знать, что делать. Плеве будет предлагать в государственные секретари Коковцова, а барона Икскуля (своего товарища) надеется провести в члены Государственного совета. Государь смотрит на Ванновского как на косвенного виновника смерти Сипягина[710] и потому так бесцеремонно с ним обошелся[711]. Сипягин, а вместе с ним и после него Мещерский, убедили Государя, что люди не имеют влияния на ход человеческих событий, что всем управляет Бог, коего помазанником является царь; что царь не должен никого слушаться, ни с кем советоваться, а следовать исключительно божественному внушению, и если его распоряжения могут современным очевидцам не нравиться, то это не имеет никакого значения, потому что результат действий, касающихся народной жизни и истории, дает результаты и получает надлежащую оценку лишь в будущем, более или менее отдаленном. Согласно сему Государь никого более не слушает и ни с кем не советуется. Зенгер. Бывший офицер, научившийся латинскому языку до такой степени, что перевел на него «Евгения Онегина». Энтузиаст, броский, увлекающийся человек, чуждый понятиям об администрации, о порядках законодательных, служебных, готовый ежечасно бросить дело при серьезном столкновении. С ним будут большие сюрпризы.

Относительно смерти Сипягина Витте утверждал, что говорил Государю так: «Вы заблуждаетесь (sic), если думаете, что все это преходящее и может быть искоренено полицейскими строгостями. Правительство сошло с законного пути и подало населению пример беззакония. Всякого рода стеснительные для той или другой части населения мероприятия, кои невозможно было провести через Государственный совет, изданы Комитетом министров под видом временных и продолжают действовать, иные уже более двадцати лет. Правильного суда не существует. По всякому важному делу приговоры выражают лишь приказания министра юстиции. Сенат также никакого значения не имеет. Повсюду произвол чиновников, на который население отвечает насильственными действиями».